Читаем Наши в ТАССе полностью

Наши в ТАССе

Анатолий Никифорович Санжаровский

– Вставайте, дамы! Проспите снег!

Молчание было мне ответом.

5 ноября

Вернулся из командировки легендарный Бузулук.

Татьяна притворно пошлёпала в ладошки:

– Ах! Олежка появился. Тихо сел и сидит. Будто и не ездил в Кемерово.

– Я давно говорил, что ты наводчица и подколодчица.

– Я не лётчица, я не наводчица. Я молодая змея- подколодница. Я перехожу на работу к Беляеву. Буду ездить в командировки и наводить кадровый порядок.

Сева приложил руку к груди и кланяется Олегу:

– Если выкуришь ещё и Титлянова, памятник тебе обеспечен! Ну совсем этот красивéц перестал ловить мышей в Рязани!

– Поеду и уволю. Он у меня быстро получит маслину![204] Только пустите.

– А теперь скажи, – говорит Сева. – Когда Хромов диктовал на ленту заявление по собственному желанию, ты стоял рядом?

– Я уже лежал. Мы были та-ак хороши…

6 ноября
Коллеги

Молчанов сказал Калистратову:

– ЛенТАСС прислал всем редакциям поздравления с Октябрём, а нашей редакции – хренушки!

– Кто подписал? Узнай. Я подам представление.

– Смирнова.

– Океюшки! Считай, что ей уже сделали ингаляцию.[205]

– А где наши Пеструшкин и Аккуратиха?

– Пеструшкина я отпустил до десяти часов. А Аккуратихой я давно не руководил.

Тут вошла Аккуратова:

– Сев, я скоро умру. Покурила «Дымок»… Проглочу что – слышу, в горле комком стоит.

– У меня те же боли. У тебя будет рак.

– Ну, давай руку. Ты меня утешил. К врачу не надо идти.

– Может, к тому времени научатся оперировать. Отрежут то место, пришьют чего-нибудь… Только… Резать-то режут, да пришивать забывают.

Звонит из Ташкента Таубеншлаг.

Олег ему выговаривает:

– Голубой шлак! Ефим! Я тебе не Сьева, мать твою! Змей Горыныч! Ты сам не пьёшь и другим мешаешь! Дай ему тему для заметки! Радоваться надо, пить. А он – заметки! Я сказал тебе своё фэ. А теперь ты ответь… Ты чего перхаешь, как овца? Молчишь? Махни полбанки – как рукой снимет! Гуляй! Информации никакой нет. Сидим муде чешем. Праздник же на носу! Мы принимаем ваши нежные поздравления и шлём вам свои самым категорическим путём. Вы поднимите там за нас стопку, а мы уж поднимем!

Калистратов:

– Слушайте анекдот про Таубеншлага. Он задал Узбекскому радио вопрос: «Моя жена на всю получку купила двенадцать бюстгальтеров. Что мне с ними делать?» Ответ: «Сшейте тюбетейки. Как раз получится двадцать четыре».

– Раз делать нечего, – тупо смотрит Татьяна в окно, – может, нас пораньше отпустят?

– Пока начальство не поздравит, никого не пустят! – пристукнул Олег по столу. – Вдруг Колесов придёт и скажет: «Я пришёл поздравить с премией Аккуратову, а её нету!»

– Меня он не вспомнит.

– Ка-ак не вспомнит? Ты же член нашего коллектива! Мужского рода.

– Ты говоришь, как Молчанов: здесь нет мужчин и женщин, а есть коллеги.

– И где болтается наш коллега Петрушкин? – заныл Сева. – Просился на двадцать минут, а его нет уже три часа!

Олег рубнул:

– Я всегда ухожу молча и не говорю на сколько.

– Это, – грозит Сева пальцем, – выйдет тебе большим боком!

– Не могу же я сидеть прикованным к стулу! Сидеть и думать… Эх, бывало, заломишь шапку и запустишь оглоблю в коня… Девятого еду в Рязань к Титлянову. Через два дня получите от него заявление об уходе.

Влетает секретарша:

– Не выходить! В полвторого здесь будет митинг!

На собрании Колесов, морщась, сказал:

– Говорить громко не могу. Зубы… Полчелюсти выдрали…

– На чих кошки здравствуй, зубы болеть не станут! – выкрикнул кто-то совет с места.

Колесов кисло отмахнулся и продолжал:

– Помните 52-ой Октябрь? Тогда мы говорили о трудном годе: столетие Ильича, съезд комсомола, выборы. С освещением всех этих задач вы прекрасно справились. Сейчас у нас одно на повестке: достойно освещать подготовку к 24 съезду.

Прошамкав всё это, Колесов тут же срулил.

– Как распорядился главный, – сказал Беляев, – тем, кому делать нечего, можно потихоньку сливаться где-то в районе трёх часов. Но поскольку все мы люди занятые, то уходить не надо. А вольный комментарий к высказыванию главного такой: уходим поодиночке, а не стройными рядами.

– Выкрик с места:

– Надо подготовить список тех, кому делать нечего!

Из другого угла выкрик:

– Запишите меня первым!

Подтягивая штанишки, Сева жалуется Новикову:

– Володь, ты будь готов к тому, что я напишу докладную на Петрухина. Нельзя так плевать в лицо товарищу. Просился на двадцать минут, а нет его на работе уже пять часов! Хоть тут нам делать нечего, так всё же… На работу надо приходить…

Молчанов предупредил:

– Володь! Если в понедельник я не приду, то я взял отгул. В воскресенье я дежурил на выпуске с Фадеичевым.

Татьяна торопливо собрала свои бумажечки со стола и сказала:

– Беляев разрешил мне рассредоточиться. Я сейчас приложусь щёчкой ко всем вам, поздравлю с праздником и марш к тётке. Раз такой холод, суну собачку в сумку, и поедем мы с нею в гости гонять чайковского.