Наследие Божественной Орхидеи

Или это были сверчки?

Рей прошел в гостиную, где Гастон, Пенни и Хуан Луис накрывали на стол, а Орхидея, улыбаясь, слушала музыку. Он взял красную керамическую тарелку с золотыми точками. Вся посуда была разной, будто взятой из нескольких сервизов.

– Осторожнее! – предупредила Пенни, расставляя по центру засушенные цветы в вазах из цветного стекла. – Я еще не закончила.

Орхидея повернула голову в сторону Рея; движение было медленным, как будто ей было больно.

– Налей мне выпить, niño mío[22].

Рей не был маленьким мальчиком, но подумал, что все в порядке, пусть он будет ее маленьким мальчиком до конца ночи. Навсегда. Он подошел к барной тележке и приготовил напитки им обоим.

– Чем ты будешь травиться сегодня вечером, mamá Орхидея?

– Бурбоном, чистым.

Он щедро налил в два стакана, и бабушка взяла свой. За то время, пока он прибирался в кабинете, корни Орхидеи разрослись, стали толще. Она была похожа на русалку, со сросшимися ногами, но не под чешуей, а под корой.

– Это больно? – спросил он.

– Не больнее, чем при родах, – ответила она.

Рей чуть было не сказал, что это похоже на рождение себя самой, но образ был так отвратителен, что он удержался.

– Как твоя живопись? – спросила Орхидея.

– Я ничего не делал с тех пор, как послал тебе картину, – сказал он, переводя взгляд на ту, что висела над камином. Ему казалось, что она положит картину в сарай или куда-нибудь в этом роде. Забавно, что Орхидея спросила об искусстве, о том, чего он годами не позволял себе хотеть.

– Я очень ее люблю. Напиши еще одну.

Речь шла о портрете Орхидеи – он изобразил ее в юности. У нее были длинные вьющиеся волосы, и она была в белом платье. В одной руке рыба, в другой – сеть. Он нашел такую фотографию между страницами ее любимого романа. А теперь задавался вопросом, не она ли позволила Рею найти ее, как Маримар – фотографию отца?

– На работе сумасшедший дом, – сказал он в качестве объяснения. – А это была случайность.

Она мрачно рассмеялась.

– Случайность? Или ты не мог себя удержать?

Рей пожал плечами. Он вспомнил, как больше недели рисовал картину, запершись в своей комнате летом после первого курса в колледже. Ему было дурно от адреналина, глаза покраснели от бессонницы. Маримар была готова выломать дверь, но он сказал, что с ним все в порядке. Он ел то, что она оставляла у его двери. Когда он вышел, картина была готова, после чего он проспал неделю и сказал, что больше никогда.

– Почему меня не удивляет, что ты знаешь?

– Я только хочу сказать, что ты сделал прекрасную вещь. – Она посмотрела в свой стакан, потом на него. Он чуть не подпрыгнул, когда глаза ее стали молочно-серыми, а затем кофейно-черными. – Почему ты выбрал эту фотографию?

Этого Рей не помнил, но он вспомнил другое. Он шел пешком домой с последнего дня занятий и зашел в Метрополитен. Он заплатил за вход доллар, потому что ему нужно было пописать, а там туалеты были чище, чем в парке. Он хотел войти и тут же выйти, но ничего не мог с собой поделать. Подошел к зеркальному бассейну перед Храмом Дендура и уставился на пенни в воде, и, хотя это было невозможно, он заметил свой, яркий, полный надежды и неистраченный. По дороге домой он зашел в магазин художественных принадлежностей, купил наугад холст, кисти и краски, обливаясь пóтом, будто шел домой собирать бомбу.

Но что касается того, почему Рей выбрал эту фотографию… Он сделал большой глоток и облизал губы. Почесал внутреннюю сторону запястья и широко улыбнулся бабушке.

– Ты как-то рассказывала нам историю о том, как поймала речное чудище. Наверное, эта история навсегда со мной.

Она улыбнулась, и ее морщины стали глубже.

– Оно не чудище. Чудища похожи на нас. Оно пережило меня, и что из этого следует?

– То, что мне нужно еще выпить.

Она протянула руку и схватила его за запястье. Рука была похожа на грубую, складчатую кору. На одном из стеблей, торчавших из ее запястья, из почек появились розовые лепестки.

– Нарисуй мне еще одну.

Он покачал головой, и его сердце сжалось, словно в тисках.

– Твое сердце в ловушке, и так оно освободится. Со мной было то же самое. Вот почему… Для меня уже слишком поздно, а для тебя нет.

– Mamá…

– Обещай, mi niño.

– Нарисую, – пообещал он. – Нарисую.

Рей почувствовал облегчение, когда в гостиную вбежала Пенни.

– Мама говорит, что ты должен зажечь свечи, потому что ты куришь всякую porquería[23].

– Как мило, – пробормотал он, но вытащил металлическую зажигалку из заднего кармана. Неужели нужно столько свечей? Он зажег их одну за другой, проходя вдоль обеденного стола, потом зажег свечи на подоконниках.

– Не забудь про алтарь, – сказала Орхидея.