Наследие Божественной Орхидеи

– Извини меня, маленький засранец, но тут полно твоих братьев и сестер, которые старше тебя и имеют не меньше прав, – сказала Флоресида.

– Еда остынет, – тихо произнесла Татинелли.

– Подождите минутку, – сказал Феликс; его кустистые брови нахмурились и стали похожи на двух целующихся гусениц. – Мне не нужна земля. Я хотел увидеть свою мать. Моих братьев и сестер. Мы подумаем позже, что делать с долиной.

– Ты должен был так сказать, – усмехнулся Энрике. Его зеленые глаза сделались тусклыми, будто в абсент плеснули воды. – Старший брат пытается сохранить мир.

– На самом деле, самый старший – Педрито, – сказала Орхидея. Голос был тихим, почти неслышным. Рей проследил за ее взглядом, она смотрела на пустой стул, где должна была сидеть Маримар. Горло обернуло холодом. Волосы на затылке встали дыбом. Кто такой Педрито?

– Больше никаких призраков, никаких историй, – сказал Энрике, повышая голос. – Просто… где документы?

Орхидея посмотрела на него. Она поникла и замерла, будто удерживала слова, которые действительно хотела произнести. Вместо этого она сказала:

– Я старалась изо всех сил. Я потерпела неудачу. Я знала цену.

Энрике разразился лающим смехом, его глаза пылали гневом и недоверием.

– Цену чего? Почему ты никогда просто не скажешь, что имеешь в виду? Где документы?

– Наверху. Второй ящик в моей тумбочке.

Он встал. Стул со стуком упал на пол. Он взял с собой только свой бокал. Но тут на пороге появилась Маримар. Волосы растрепаны, на грязных щеках следы слез. Сначала он не понял, что она несла в руках. Белую тыкву? Он бы не удивился, если бы она нашла лису-альбиноса, но эта штука не двигалась. В ее руках был младенец из лунного камня, а позади нее маячили эфемерные очертания шести призраков.

11. Пир пятнадцати живых гостей и шести призраков

Никто не двигался. Никто не произнес ни слова. Рей был уверен, что несколько мгновений никто даже не дышал.

– Папа, – сказал Энрике, затаив дыхание.

Это слово повторялось снова и снова. Папа. Папа. Папа. Все четверо мертвых мужей Орхидеи вошли в комнату. Они были совсем не такими, как, по мнению Рея, должны были выглядеть призраки. Он всегда представлял себе их как прозрачные белые фигуры, очертания тех, кем они были раньше.

Но у этих людей, у этих фантомов, были цвета.

Смуглая кожа дедушки Луиса придавала ему жизни. Единственное, что указывало на то, что он мертв, было то, как он мерцал, когда проходил сквозь стол и пересекал комнату, чтобы обнять Орхидею. Впервые в жизни Рей увидел, как по ее лицу скатилась слеза. Она блестела, как древесный сок.

Рей поискал взглядом мать и нашел. Его сердце затрепетало, когда мама появилась перед ним. Парча выглядела выцветшей, за исключением розово-красной помады, которой всегда пользовалась, потому что считала, что розы – самые красивые цветы, а все, кто думает иначе, не в своем уме. Он дрожал всем телом, когда она покрывала поцелуями его лицо. Это было похоже на первые снежинки, возвещающие метель.

Tía Пена скользила, как легкий ветерок, которым она и была, как будто все еще находилась под водой. Она нашла взглядом лицо дочери и попыталась заговорить. Но когда она открыла рот, то не раздалось ни звука. Пена медленно двинулась через комнату к матери, положив руку на свою нежную шею.

– Пена, моя Пена. – Орхидея плакала сверкающими слезами.

Калеб-старший, Гектор и Мартин последовали за Пеной, поцеловали Орхидею в щеки и в лоб, а затем присоединились к остальным вокруг нее.

Орхидея протянула руки, из которых выросли ветви. На них появились зеленые почки, которые должны были вот-вот распуститься.

– Маримар, садись сюда, принеси мне Педрито.

Маримар заняла свободное место рядом с Реем. Она передала ребенка так, словно он был из нежной плоти и крови.

– Что с ним случилось?

Орхидея держала ребенка из лунного камня на руках, прямо у сердца, словно могла сделать его частью себя, если бы очень постаралась.

– Он был моим первым сыном. Произошел ужасный несчастный случай, в результате которого мой первый муж погиб в Эквадоре. Я не смогла спасти Педрито. Это целиком моя вина.

– Почему ты никогда ничего не говорила? – спросил Феликс.

– Я многого не могу сказать. Не могу. Давным-давно я заключила сделку. Все, что у меня есть, все, что я когда-либо давала вам, стоило мне дорого. Даже этот дом. – Орхидея, окруженная живыми и мертвыми, улыбнулась, когда часы пробили девятый час. – Пожалуйста, давайте поедим. У меня уже совсем нет времени.

– И это все? – резко спросил Энрике. – Это все, что ты нам скажешь?

– Почему ты так поступаешь? – спросила Маримар. – Что ты не можешь сказать?

– Ради тебя. Ради всех вас. Мы становимся теми, кем должны стать, чтобы выжить, и мне нужно убедиться, что вы все защищены.

Рей ощутил комок в горле.

– Это не то, что вы все хотите услышать, и не то, что я хочу сказать. Но это то, с чем я могу справиться. – Орхидея закрыла глаза. Большим пальцем, который теперь раздваивался на кончике, словно две переплетенные лозы, коснулась затылка Педрито.

– Ты никогда не даешь прямого ответа, – сказал Энрике.