Наследие войны

- ‘И мое тоже,’ ответил он. – Но если ваши люди не желают говорить, если они отказываются быть разумными или справедливыми, что еще мы можем сделать, кроме как сражаться?

- ‘Мы можем быть друзьями, - сказал Герхард. - Сегодня прекрасный день. Трава зеленая, вид великолепный, женщины красивые и очаровательные. Пусть будущее само о себе позаботится. А пока мы забрались достаточно высоко на холм, и я нес эту корзину так долго, что у меня вот-вот отвалится рука.

- ‘Ты должен был носить его на голове, как африканец, - сказала Вангари. ‘Гораздо проще.

- ‘Теперь она говорит мне!

Они остановились, и все разговоры о политике прекратились, когда они посмотрели вниз с вершины Примроуз-Хилл и увидели вид на горизонт Лондона. Был виден купол собора Святого Павла и Биг-Бен.

Шафран открыла корзину и достала клетчатое одеяло для пикника, на котором разложила тарелки, ножи и вилки. Затем последовали четыре хрустальных бокала, а за ними бутылка шампанского, завернутая во влажную ткань, чтобы она не остыла. Герхард откупорил пробку, налил каждому по бокалу, и они выпили за успех Бенджамина и Вангари.

Затем Шафран заставила Бенджамина и Вангари изумленно распахнуть глаза, когда она открыла ряд жиронепроницаемых бумажных пакетов, в которых лежали ломтики копченого лосося и ростбифа, свежие помидоры, хрустящая буханка домашнего хлеба из муки грубого помола, полдюжины больших коричневых сваренных вкрутую яиц и пучок клубники.

- Откуда у тебя такая еда? - спросила Вангари. - Еда в Англии ужасная, а нормирование ... фу!

- У меня есть английские и шотландские кузены, которые живут на больших фермах. Я позвонила им пару дней назад и сказала, что мне нужны срочные припасы, и они отправили их ночными поездами.

- Как долго вы здесь пробудете? - спросила Вангари.

- Мы пробудем в Англии всего пару дней, - сказала Шафран, - а потом переедем в Германию.

- ‘У меня есть семейное дело, которым надо заняться, - сказал Герхард. - И боюсь, что, в отличие от этого восхитительного случая, это будет не пикник.

***

Крикет традиционно рассматривался как своеобразный английский вид спорта, в который играют джентльмены, одетые в белое, которые прерывают игру перерывами на обед и чай. Правила были непонятны, но соблюдались безукоризненно. Зрители молча наблюдали за происходящим, вежливо аплодируя хорошей игре даже той команды, против которой выступали. Но что было также английским, хотя и менее очевидным для случайного зрителя, так это то, что под своей цивилизованной оболочкой крикет был опасным, даже жестоким видом спорта. Котелок имел полное право целиться очень тяжелым мячом в голову бэтсмена или в более тонкие части его тела с особым намерением ударить по ним как можно больнее.

Такая битва происходила в Кенийском Белом нагорье в загородном клубе "Ванджохи", или "Ванджо", как его называли члены клуба, где проходил ежегодный матч между Первыми Одиннадцатью членами клуба и командой чиновников из Дома правительства, колониальной администрации в Найроби. Африканское солнце ярко освещало безукоризненно подстриженный газон крикетного поля клуба. Холмистые коричневые холмы тянулись к Абердарским горам на горизонте. Слуги-туземцы в униформе предлагали элегантно одетым зрителям послеобеденный чай или что-нибудь покрепче, если они предпочитали.

Тем временем в середине поля крупный сердитый мужчина по имени Билли Аткинсон шел к концу своего разбега, откидывая со лба выбившуюся прядь потных черных волос. Билли Аткинсон был секретным оружием Ванджо. Йоркширец по происхождению, он был самым быстрым котелком в Восточной Африке и самым подлым.

Человек, стоявший перед ним, выглядел так же превосходно, как пожилая старая дева, поднимающаяся на боксерский ринг, чтобы встретиться лицом к лицу с чемпионом мира в тяжелом весе. Рональд Стэннард был невысоким, тощим и узкоплечим. Его глаза смотрели из-под круглых очков Национального здравоохранения. Его редеющие рыжевато-светлые волосы скрывала старая, изъеденная молью кепка для крикета.

Леон и Гарриет Кортни стояли в тени веранды, обрамлявшей крикетный павильон с одной стороны площадки.

- Послушай, дорогой. Стэннард скоро получит свои пятьдесят, - сказала Гарриет. - Заметьт, на Аткинсона это не произвело особого впечатления.

Незадолго до этого, когда Стэннард вышел сражаться, Аткинсон подошел к нему огромной массой мускулов и угрозы и зарычал: - Я собираюсь сбить эту чертову глыбу.

Стэннард не ответил. Он привык иметь дело с хулиганами. С самого первого дня в школе грубые мальчишки использовали его в качестве живого боксера. В возрасте одиннадцати лет, вынужденный против своей воли принимать участие в уроках крикета, он обнаружил, к своему удивлению и удивлению всех остальных, что у него есть природный дар к игре - сочетание координации рук и глаз, равновесия и времени, которому нельзя научить. Этот талант привел его в школьную команду и заставил замолчать его преследователей. Теперь он нашел ей хорошее применение во взрослой жизни.