Наследие войны

Вопрос был ловушкой. Если Франческа ответит: "Да, можешь", - фон Меербах поймет, что она лжет, и накажет ее за это. Если бы она сказала: "Нет, ты не можешь", - тогда она бы усомнилась в нем, и он снова был бы вынужден наказать ее за неверность. В любом случае, клочок власти, который он уступил ей, позволив высказать свое мнение о том, что ему следует делать, будет вырван, и она вернется на свое место.

По тому, как Франческа смотрела на него, высоко подняв голову и подняв на него глаза, излучая надменное достоинство, которое было ее неотъемлемым правом как драгоценной дочери благородной семьи, фон Меербах знал, что она понимает и бросает ему вызов на худшее. Но затем она удивила его, потому что ее ответ не был ни одной из очевидных альтернатив.

- Я думаю, что вам не нужно их убивать. Вы просто должны дать ей понять, что у вас есть для этого силы. Вам нужно проникнуть в ее родовое поместье, в их королевство, в пределах досягаемости ее детей. Заставьте ее почувствовать, что ничто не находится вне вашей досягаемости. Нигде не безопасно. Тогда, поверьте мне, ваше присутствие будет подобно червю в ее мозгу, и единственный способ для нее избавиться от него - это убить вас, прежде чем вы убьете их. Если вы хотите спровоцировать ее, вот как это сделать.

Фон Меербах обдумал слова Франчески. Он не видел никакой ошибки в ее рассуждениях. Он может даже последовать ее совету. Но это было бы неприятно близко к выполнению ее приказа; это могло бы создать нежелательный прецедент. Тем больше причин сделать его возмездие еще более суровым.

И вот игра началась ...

В последние месяцы войны, ясно видя, что рейх обречен, Конрад фон Меербах поручил некоторым еврейским заключенным в лагере Заксенхаузен, которые занимались подделкой ценных британских и американских банкнот, изготовить несколько фальшивых паспортов для Франчески и для себя. Он выбрал три страны, которые, как он знал, питали сильные симпатии к нацистскому делу. Для всех троих фальшивомонетчики изготовили по два удостоверения личности для фон Меербахов - одно, чтобы впустить их, и другое, если им придется спешно уехать.

Теперь фон Меербах достал один из этих паспортов. На нем он был с усами, в то время как в настоящее время он был чисто выбрит, но Конрад был уверен, что его мужественности было достаточно, чтобы произвести необходимое количество волос на лице за доступное время.

Теперь его план полностью сформировался, и он послал радиограмму в Германию, объяснив, что он имел в виду, закончив фразой, которую он перенял от своих коллег в НКВД, советской секретной полиции, в тот период в начале войны, когда Гитлер и Сталин были союзниками.

- Найдите мне полезного идиота.

***

Шафран и Герхард провели три дня в Афинах, изучая достопримечательности города, ожидая вестей от Джошуа Соломонса. Десять лет назад они оба были в городе с разницей в месяц - Шафран с британскими войсками, предпринимавшими тщетную попытку защитить Грецию от немецкого вторжения, Герхард был одним из захватчиков. Теперь они были вместе, фотографировались рука об руку перед Акрополем, как в довоенные дни под Эйфелевой башней.

Однажды вечером, когда они возвращались с дневных прогулок, Шафран нашла в киоске возле их отеля выпуск "Таймс" недельной давности. Она приняла ванну, переоделась к ужину, затем села читать газету за коктейлем в баре, время от времени передавая интересные новости Герхарду, который был поглощен романом Джеймса Джонса "Отсюда до вечности".

- О, смотри, здесь есть история о Кении, - сказала она.

‘Что там написано? - спросил Герхард, отрываясь от книги.

- Подожди, - ответила Шафран, просматривая бумагу. - Я просто ...

Она остановилась как вкопанная, отложила газету. Кровь отхлынула от ее лица. Она боролась с желанием закричать.

- ‘В чем дело, дорогая?

Шафран сглотнула и глубоко вздохнула. Волна материнской вины захлестнула ее. Она сказала: - "Нам нужно отправить телеграмму в Лусиму прямо сейчас, сию минуту. Я должна знать, что Зандер и Кика в безопасности.

- Конечно, они в безопасности, - сказал Герхард, сбитый с толку внезапной переменой в настроении Шафран.

- Нет, это не так, - настаивала она. - Ты не понимаешь. Наши дети совсем не в безопасности.

Герхард встал со стула и присел на корточки рядом с Шафран. Ее плечи поникли, а голова опустилась в позе отчаяния.

- В чем дело? - спросил он, поглаживая ее лицо и убирая пряди волос, упавшие ей на щеки. Шафран повернула голову и посмотрела на Герхарда. Выражение ее лица, обычно такое бесстрашное и самоуверенное, было наполнено ужасом.

- Это "Мау-мау", - сказала она, пододвигая к нему газету. - Они начали убивать наших детей.

***