Он уже разоблачал свою жертву и разоблачался сам. Я понял, что погиб. Можно подавить страх, перетерпеть боль… но отвращение перебороть невозможно!
Король увлекся. На какое-то время ему стало не до меня, и я утер рукавом мокрый лоб. Мне срочно надо было что-то придумать, какое-то оправдание, какую-то убедительную причину, но голова уже была как в тумане, и сам я как в бреду. Спасти меня могло только чудо.
И оно почему-то произошло. Нет, не обрушился потолок, не загорелись красные шелка, не ворвалась в дверь толпа разъяренных мстителей, и не хватил удар уже пришедшего в ярость от страсти короля. Просто я вдруг услышал у себя за спиной тихий шепот.
— Не бойся, я живая.
Не знаю, как мне хватило выдержки не вскочить и не закричать от неожиданности, но через секунду я уже пришел в себя и повернулся к ней. Она лежала всё так же неподвижно, как мумия.
Показалось, решил я. Схожу с ума, что же еще мне остается? Потом все-таки дотронулся до ее руки. Рука была теплой!
Я склонился над ее белым как снег лицом.
— Ты живая?
Девушка не ответила, но я уловил ее дыхание и заметил в уголках губ слабую улыбку.
— Кто ты?!
— Тише, ради бога, — наконец отозвалась она, — я потерплю, молчи и ничего не бойся.
У меня почти не оставалось времени собраться с мыслями и что-то понять. Девушка была живая, это было главное, какая-то сила вмешалась в мою судьбу, чтобы спасти меня, и от меня тоже требовалось последнее неимоверное усилие.
Она больше ничего не говорила и как будто даже не дышала. Она не ответила и на мой поцелуй, но губы ее были горячие и нежные. Сердце мое стучало на весь зал, кровь молотом стучала в висках, в ушах звенело. И холод, вездесущий холод пронизывал меня до костей.
Я оглянулся на короля. Ему всё еще было не до меня. И я бы убил его, не пожалев ни на секунду, убил бы голыми руками как ядовитого мерзкого паука, но мне нужна была его тайна… Свою жертву и спасительницу я раздевать не стал, ограничился тем, что, преодолевая презрение и отвращение к себе, поднял ее юбки. Всё было мерзко и унизительно. Никакого желания в такой обстановке возникнуть не могло, я что-то изобразил, сгорая со стыда, потом поспешно оделся и тупо вышел вслед за королем. Живым.
Мы пошли через другую дверь и круто вверх. Ступени вывели нас прямиком на кладбище. Там нас ждали телохранители с лошадьми и полушубками.
Я вдыхал морозный воздух и никак не мог прийти в себя от пережитого кошмара. Король был доволен, но всё равно присматривался ко мне. Я вынужден был скорчить довольную мину, и слава богу, что было темно!
— Хорошая была разминка, — сказал я как можно развязнее, — а что это была за кукла?
— Понравилась? — усмехнулся король.
— В самый раз, — отозвался я.
— Представь себе, монашка из Трумского монастыря. Я давно к ней присматривался. Очень красивое тело, и к тому же сирота…
Мир изменился. Мне казалось, что поменялось всё: моя спальня, мебель в ней, дворцовый парк за окном, небо, звезды и мое отражение в зеркале. На меня смотрел какой-то монстр с каменным лицом, обтянутым бледной кожей, с плотно сжатыми до скрипа челюстями, с напряженно сведенными плечами, словно жду удара палкой, и с решительной обреченностью в глазах.
Я устал смертельно, но не мог уснуть, я ломал голову над происшедшим и не мог понять, кто эта девушка и почему она оказалась живой. И что с ней будет дальше?.. И не дай бог мне с ней когда-нибудь встретиться, потому что я просто сгорю от стыда и отвращения к себе. И это еще не всё. Я больше никогда в жизни не прикоснусь ни к одной женщине. Не смогу. Всё мне будет напоминать об этом.
В тусклом свете ночника я сидел на разобранной кровати и даже не пытался притвориться спящим. Голова болела, в ней шумела как в кипящем котле кровь, и сам я закипал как смола, медленно и грозно. И почувствовал чье-то присутствие. Всем телом, всем своим воспаленным мозгом, обостренным встревоженным чутьем и растоптанным самолюбием. Я обернулся в дальний угол со шкафом.
Там стояла женщина в покрывале. У нее действительно были худые руки, которые она скрещивала на бедрах, словно защищаясь, и по-прежнему жуткие, проваленные вглубь лица глаза. На меня снова повеяло могильным холодом, но ужаса почему-то уже не было.
— Зачем явилась? — спросил я с ненавистью, — неужели ты думаешь, что я и вправду стал твоим жрецом? И не надейся. Я ненавижу тебя еще больше!
— Дерзок, — сказала она равнодушно, — и зол, и глуп. Мне не нужны жрецы. И что мне твоя кровь, когда я знаю твои мысли.
— Тогда катись отсюда. Пока я жив, мне не о чем с тобой разговаривать. Или ты пришла за мной?
— Нет. Ты мне нужен живым.
— Вот это да!
— Ты должен помочь мне.
— Что?! Что-что-что?!
Я хлопнул руками по коленкам и расхохотался. Она прервала меня раньше, чем мой хохот перешел в истерику.
— Выслушай меня. Если не хочешь, чтобы повторились Араклея и Тиноль.
Я смолк и уставился на нее, морщась от головной боли. Смерть вышла из угла и как самая обычная женщина подошла и села напротив в кресло.
— Давай поговорим, Кристиан Дерта.