Наследство последнего императора. 2-я книга

Щадя Кирсту, Соколов не глядел на него. Капитан мгновенно постарел, даже щетина на щеках проклюнулась.

– Что скажете? – спросил Соколов агента Алексеева.

Тот пошевелил бровями.

– В тёмную сыграли.

– А вы что думаете? – обратился он к Степных.

– Похоже на то. Даже очень похоже. Чтоб показания давала натурально. Сама верила тому, что говорит. И чтоб никаких не вызвала подозрений, что врёт по заданию.

– Если вы… – задыхаясь, вскочил Кирста. – Если вы поспешили с выводом, что…

– Господин капитан! – окатил его холодом Соколов. – Контролируйте своё состояние. Если вам любопытно, могу сказать: лично я пока ещё не сделал окончательного вывода о том, что большевики ловко подсунули вам Мутных с фальшивой семьёй императора, а вы приманку по простоте душевной проглотили.

– Зачем им такое выдумывать? – убито спросил Кирста.

– Затем, чтоб не выглядеть окончательно людоедами. И будут на своей версии настаивать, пока есть выгода. Причём, рассчитывают, что самое лучшее алиби для них обеспечим именно мы с вами.

– И чего же вы хотите? – запинаясь, осведомился Кирста.

– Вот! – одобрил Соколов. – Очень своевременный и уместный вопрос. А хочу я, как и мои коллеги, пообедать. Есть здесь какая-нибудь харчевня попроще? Только не кафешантан и не портерная.

– По улице направо, через квартал – трактир Кержакова. Я там столоваюсь. Тихо, добротно и недорого. Проводить вас? Сам-то я уже пообедал… Я рано обедаю.

– В таком случае, попрошу вас за это время доставить кого-нибудь из стрелочников с разъезда. Из тех, кто видел барышню и опознал её на фото.

– Слушаюсь. Тотчас же сам отправлюсь.

Через час, хорошо и недорого пообедав, Соколов с помощниками вернулся. В кабинете Кирсты ждал бородатый мужик средних лет, в старой железнодорожной шинели, в руках держал форменный картуз с двумя перекрещёнными молоточками. При входе Соколова он встал, обеспокоенно глядя на следователя.

– Стрелочник Григорьев в качестве свидетеля доставлен, – сообщил Кирста.

– Вы присядьте, – предложил стрелочнику Соколов. – Итак, – садясь напротив, начал он. – Что вам известно по делу? Только рассказывайте лишь о том, что видели своими глазами и слышали своими ушами.

Медленно подбирая слова, Григорьев очень точно, почти дословно повторил то, о чем Соколов уже прочёл. И сейчас стрелочник несколько раз повторил, что девушка «была в большой кручине». Под конец прибавил:

– Очень хотелось как-то утешить её и помочь – так жалко её было.

– Вот что, – сказал Соколов. – Вы сейчас ещё раз гляньте на фото и укажите, какую из изображённых особ вы видели в сторожке на разъезде №37.

Григорьев сразу указал на Анастасию.

– Она. Я уже говорил.

– Знаю. Хорошо. А раньше вы эту особу когда-нибудь видели? Не в сторожке, а в каком-нибудь другом месте и в другое время? Не приходилось встречать?

– Никак нет. Только в сторожке.

– Хорошо. А почему вы решили, что на картинках из журнала именно та пойманная барышня из сторожки? И что её зовут Анастасия. И что она царская дочь. Ведь в сторожке она не называла своего имени?

– Не называла. Мне здесь называли.

– Кто?

– Да вот господин капитан называли. Ещё кто-то. Теперь уж не помню.

Старательно не глядя на покрасневшего Кирсту, Соколов ещё раз спросил:

– И всё-таки, почему вы решили, что именно эта, указанная великая княжна Анастасия – именно та, что была в сторожке? Ведь на семейном фото она совсем ребёнок. А в сторожке была взрослая барышня лет восемнадцати, может, даже замужняя…

– Ах, вы про это! – с облегчением вздохнул стрелочник Григорьев. – Так это не трудно, тут немного соображать надо. Все знают, что Анастасия из великих княжон – младшенькая. В церкви на тезоименитство всю семью государеву каждый год прославляют. И на картинке – самая младшая. Стало быть, она и есть. Анастасия, значит. Разве я неправильно говорю?

– Спасибо, дорогой Максим Кузьмич! – сердечно пожал ему руку Соколов. – Вы очень, очень только что помогли следствию.

Кирста, не скрывая злости, заявил:

– Надо и других стрелочников опросить.

– Не стоит беспокоиться, дорогой Александр Фёдорович. Ибо и всем другим я задам тот же вопрос: как они в двенадцатилетнем ребёнке опознали взрослую особу, у которой, к тому же, ещё и наружность была сильно попорчена. Вы лучше подайте мне доктора Уткина. И распорядитесь, чтобы приступили к эксгумации. Пусть разжигают костры, греют землю и копают. Судебного медика обеспечьте. Если до вечера управимся, оставлю вас в покое, продолжайте свои поиски, как считаете нужным. Мешать не стану.

Доктор Уткин оказался худым нервным субъектом в поношенном сюртуке, из кармана которого выглядывал деревянный стетоскоп. Он всё время не знал, куда девать руки, взмахивал ими и потирал ладони.

– Успокойтесь, Иван Павлович, – попросил Соколов. – Прошу собраться с мыслями и постарайтесь вспомнить все детали вашей встречи с особой, которая называлась Великой княжной Анастасией.

– Нет! – резко возразил Уткин. – Она не назвалась великой княжной!

– Как так? – опешил Соколов.

– Она назвалась по-другому. Она сказала: «Я дочь Государя Анастасия».

Соколов и Алексеев переглянулись