Наследство последнего императора. 2-я книга

– Значит, сказала «дочь Государя», – в раздумье повторил Соколов, почёсывая переносицу. – Это очень интересно… Вы понимаете, Алексеев, о чём я?

– Мне думается, господин следователь,. – отозвался Алексеев, – что кто-нибудь из народа или посторонняя личность, скорее, сказала бы: «Я царская дочь», или «Я дочь императора», или «Я Великая княжна». Чтоб побольше впечатления вызвать. А она скромно: «Дочь Государя» и ничего вдобавок. И никого убеждать не хотела.

– Вполне возможно, – согласился Соколов. – Итак, Иван Павлович, я слушаю.

– Как я уже рассказывал…

– Не надо! – перебил Соколов. – Не надо – «как уже рассказывал». Расскажите, как будто в первый раз, заново, с подробностями, которые, возможно, не вспомнили поначалу.

– Я рассказывал уже три раза капитану.

– Значит, расскажите в четвёртый.

– Хорошо. Как прикажете.

…Было это в последних числах сентября прошлого года. Я проживал тогда в доме крестьянского поземельного банка на углу Петропавловской и Обнинской улиц. Тогда дом этот был почти весь занят большевицкой чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом и спекуляцией.

– И саботажем, – подсказал Соколов.

– И саботажем, – повторил доктор. – Тогда же чека стала занимать здание банка, сначала нижний этаж, а потом верхние, где были частные квартиры, и выселяли квартирантов. Мне оставили только одну комнату, где пришлось жить с женой и двумя детьми. И вот числа, кажется, двадцатого, вечером пришёл вестовой от чека: «Доктор, срочно к начальству». Сказали, нужно оказать помощь арестанту. Привели меня в комнату на втором этаже, в ней на диване в полусознательном состоянии лежала молодая особа.

– Опишите больную, пожалуйста, – сказал Соколов.

– Девушка роста выше среднего, упитанная, шатенка. Нос правильный, прямой. Губы не толстые, не тонкие. Рот чётко не опишу – он всё время подёргивался. Шея круглая и короткая. Волосы коротко стрижены, до плеч не доходили. Вообще, лицом она была некрасива, но прелестна и сложена хорошо. Грудные железы хорошо развиты, в гармонии с наружностью. Руки, кисти, ухоженные, даже холёные. Пальцы красивые, средней величины, ногти – совершенно аристократические, чистые, аккуратно подстриженные, хотя следов маникюра я не обнаружил. Да, она выглядела, я бы сказал, прелестно, несмотря на повреждённое лицо. Под одним глазом, под левым, кажется, кровоподтёк, видимо, от удара кулаком. Рассечён угол левой губы. Я исследовал повреждения лица, потом грудь. При этом мужчины удалились, но осталась женщина, чекистский шпик.

На груди у пострадавшей следов насилия не было. Она сильно вздрагивала. Я намеревался исследовать половую сферу, но больная запротестовала. И женщина-шпик, когда я приподнял рубашку больной, крикнула: «Доктор, это вашему освидетельствованию не подлежит!» Тогда я выписал рецепт на йод, свинцовую примочку, бромистые соли с валерианой и перевязочные материалы. Когда лекарства принесли, я оказал больной помощь и спросил, кто она. Она тихо сказала: «Я дочь государя Анастасия». Я боялся, что женщина-шпик всё слышит, но та даже не шевельнулась. Я решил, что нужно побыть как можно больше около Анастасии Николаевны, чтобы самому давать ей микстуру, но пришлось отлучиться. Где-то около десяти часов я пришёл к Анастасии Николаевне. Там было всё та же женщина-шпик. Я спросил: «Как чувствует себя больная?» От этих слов Анастасия Николаевна очнулась и посмотрела на меня благодарными глазами. И тут я понял, что нельзя её оставлять на произвол чекистам, и заявил, что её нужно отправить срочно в больницу, а не в тюрьму. На их вопросы «Что с ней?», отвечал: «Она душевнобольная, помешалась на мании величия. Срочно отправьте её в психиатрическую лечебницу!» И при этом я подмигнул незаметно Анастасии Николаевне. И она меня поняла, потому что слегка улыбнулась и незаметно кивнула мне. Так я им говорил, надеясь, что ей удастся спастись. На тот момент у меня никакого сомнения не было, что это действительно Великая княжна.

– А почему? Вы её видели раньше?

– Никогда.

– На фото?

– Быть может, на фотографиях из «Нивы», которые раньше мне показывали, была она, моя пациентка, – сказал осторожно доктор. – Но это всё довоенные фото. А передо мной была взрослая девушка лет семнадцати или старше. Других царских дочерей я-то видел в 1913 году – Татьяну и Ольгу. А больная имела, по-моему, очень большое сходство с сестрой императрицы – с великой княгиней Елизаветой Фёдоровной. Я тоже видел её довольно близко в 1913 году, в Москве.

– Сходство с Елизаветой Фёдоровной, – задумчиво повторил Соколов.

– Я перед уходом дал ей микстуру. Она своими глазами молча выразила мне благодарность. У неё были очень выразительные глаза, сразу была видна порода. Я ей сказал: «Вот лекарство, пока пейте. Будет лучше». Анастасия Николаевна протянула мне руку, пожала мою и сказала очень тепло, сердечно: «Милый доктор, я вам очень, очень благодарна».

Он замолчал.

– Но вы мне так и не сказали, на чём основывается ваша уверенность, что больная не была самозванкой? – спросил Соколов.

Доктор долго размышлял.