Наследство последнего императора. 2-я книга

– Позвольте, Александр Васильевич, немного всё же пояснить коллегам и союзникам, – сказал Гайда.

– Что? Что ещё пояснять? – вернулся в прежнее раздражительно-нетерпеливое состояние Колчак. Теперь его глаза приобрели стеклянный мёртвый блеск и перебегали с предмета на предмет на столе. – Всё сказано на сегодня.

– Принцип нужно прояснить, умолчать не могу, чтоб не было неясностей и обид… – начал Гайда.

– Я вас понял! Дельная мысль. Всё обдумаю и сообщу! – нетерпеливо пообещал адмирал.

– Но я ещё не высказался…

– Всё на сегодня?! – ещё больше раздражался Колчак.

– Позвольте, Александр Васильевич, одно соображение, – произнес Сахаров. – Не из нашей, военной, области. Скорее, государственной.

– Не позволю! – рявкнул Колчак. – Не позволю! Забыли, генерал? Напомню: офицерскому составу запрещено заниматься политикой. И генеральскому.

– Вот потому-то мы и потеряли армию и флот в первые же дни Февральской революции! – мрачно произнес Дидерикс. – Мы не занимались политикой. А эсеры с кадетами занимались. И взяли нас, как слепых котят. Армию и флот уничтожили в два дня. Мы сдались врагу без сопротивления. Ведь сопротивляться в политической борьбе нам было запрещено! Неужели никаких выводов так и не сделано?

– Кроме того, – Сахаров мягко поддержал Дидерикса. – Разве то, чем мы заняты каждый день, – не политика?

– Вы, Константин Вячеславович, лекции из Клаузевица мне не читайте, – недовольно отрезал Колчак. – Всё помню, ещё с академических времён.

– Мне хотелось бы только привести пример из народной жизни, теперешней, – возразил Сахаров. – Из той, заботы и тревоги которой не всегда до нас доходят. К сожалению. А должны.

– Только побыстрее, милости прошу!

– Ваше высокопревосходительство! – встал негодующе Сахаров. – Коль скоро вам не угодно знать, что происходит на вверенной вам территории…

– Угодно! Угодно!.. Да сядьте вы, наконец, мы же не на балу в институте благородных девиц!

– Садитесь, – шепнул Сахарову Дидерикс. – Продолжайте, потом всё вам объясню.

Разное начальство видел за свою военную карьеру Сахаров – и поумнее, и поглупее. Но даже Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, при всём его самодурстве, тупости и беспричинной жестокости, не вызывал своими полубезумными выходками такого смятения пополам с досадой, какие испытывал Сахаров сейчас, в присутствии Колчака. Тем не менее, речь шла о слишком важных вещах, здесь нет места обидам. И Сахаров приказал себе успокоиться.

– Я должен вернуться к своей поездке по Самарской губернии, в село Марьевку, где доблестные чешские легионеры осенью выпороли половину самых уважаемых, в первую очередь, зажиточных крестьян без всякой их вины.

– Господин генерал! – возмутился Гайда. – Мы, кажется, уже всё обговорили!

Сахаров глянул на Колчака, тот кивнул. Тёмное лицо адмирала было неподвижно, как у Химеры. Он справился с лицом, но не с руками, которые нервно сжимались в кулаки и разжимались, вступали в борьбу друг с другом, выкручивали пальцы и щёлкали суставами.

– Я долго жил в Самарской губернии, – продолжил Сахаров. – Там дивные чернозёмные степи. Крестьяне – все, как один, большие хлеборобы…

– Прошу простить меня, господа, – невежливо скрипнул Жанен. Не обращая внимания на Сахарова, вмиг побагровевшего от французского хамства, генерал вытащил серебряный брегет и открыл крышку. Колокольчики нежно позвонили восемь раз. – Увы, опаздываю. Меня ждут гости из Франции.

Он поднялся, одёрнул китель, снял со спинки стула оленью доху, с усилием влез в неё и коротко, одним движением подбородка попрощался

– Мсье женераль! – поднялся и Альфред Нокс. – Составлю вам компанию. Не возражаете?

– Ничуть. Буду рад.

Едва закрылась дверь за союзниками, как адмирал, без объяснений, вскочил и бегом скрылся за дверью задней комнаты кабинета. Через несколько минут вышел – спокойный, довольный, благодушно улыбаясь. Сахаров отметил, что зрачки глаз у адмирала уменьшились до размера песчинки.

Колчак перевёл дух и помахал ладонью перед носом.

– Даже воздух чище стал, – по-доброму проворчал он. – Когда мы от этих разбойников избавимся?

– Разбойников? – удивился Сахаров. – Вы сказали, «разбойников», Александр Васильевич? Разве они не союзники?

– Да, пожалуй, я не точно высказался, – усмехнулся Колчак. – Всех разбойников на земле обидел… Эти – хуже. Варнаки, ушкуйники.

– Однако, – озадаченно произнёс Сахаров. – Однако сильные выражения вы используете.