Настенька

Говоря так со своим Сержем, он ощущал потребность рассказать кому-нибудь о своей жизни, о самом себе, о том, что было и есть в его жизни хорошего, доброго и славного. И ему вдруг стало обидно, что его сын ничего не знает о нём, своем отце, и что он сам мало интересовался своим сыном. Ему даже стало страшно от того, что между им и его малым нет дружбы. А без этой дружбы чего-то большого и нужного не хватает в жизни. Дружба тут должна быть большая, сильная и вечная.

— Знаешь, Серж, — сказал он, — мне нужно много чего тебе рассказать.

— Ну, расскажи, — сказал Серж. Ты ж мне никогда ничего не рассказываешь.

— Нет, это не то, что можно рассказать за один раз. Я тебе много чего буду рассказывать. У меня была очень интересная молодость. И мне стыдно перед самим собой, что я никогда о ней не вспоминаю, даже для себя.

— А чем ты занимался, когда был молодым? Расскажи как ты учился? На отлично?

— Я тогда не учился.

— То ты, должно быть, и комсомольцем не был? Потому что, как это, — чтобы комсомолец не учился.

— Подожди, тогда комсомол только что появился на свет. Это было пару десятков лет тому назад. Я тогда недалеко от нашего города, в одном большом посёлке, служил батраком у кулака. Здесь тогда были поляки, они захватили было эту местность, с ними тогда воевали. А когда Красная Армия их отсюда прогнала, в наш посёлок приехал из города человек. Он был раньше рабочим на заводе, а тогда много рабочих, которые боролись против поляков за советскую власть, посылали во все концы Белоруссии устанавливать после поляков советский строй. Этого человека назначили для того, чтобы собрать хлеб у кулаков для Красной Армии. Он был уполномоченный на это по всей нашей области. Кулаки не хотели отдавать хлеб. Кулаки шли в банды. А в нашей области было много лесов, и самый большой лес километров за десять от поселка. Там банда кулацкая и засела. Бандиты нападали на советских работников и убивали их. Фамилия того человека, о котором я тебе сейчас рассказываю, была — Закревский. И вот бандиты очень хотели его убить. Меня тогда наша комсомольская организация назначила помогать Закревскому в работе. Нам вдвоем приходилось каждый день ездить по кулацким хуторам и искать, где кулаки прячут хлеб. А они закапывали зерно в землю, оно там гнило и пропадало напрасно, но кулаку это было приятней, чем отдать Красной Армии.

Однажды мы с Закревским поехали на дальние хутора. Нам нужно было проезжать неподалеку от того большого леса, где особенно много случалось бандитских нападов на проезжих. Из дому мы выехали после полудня, а пока объехали несколько хуторов, то солнце уже начало склоняться к вечеру. Нам нужно было успеть ещё на самый далёкий хутор. Мы ехали на сельской повозке, нас было трое: Закревский, извозчик — человек из нашего посёлка — и я. У меня была винтовка, Закревский научил меня хорошо стрелять, у Закревского был револьвер, ну, а у извозчика, известно, кроме плети, ничего не было. Мы ехали широкой дорогой, по обе стороны которой были луга и местами мелкие ельники. Место было низкое, иной раз к самой дороге подступало болото с высокой осокой и грузными кочками. На солнце было жарко, хоть к вечеру зной уменьшился. Птицы пели вокруг нас, в хвойных лесах густо рос вереск и зеленел ягодник. Сквозь, по дороге шли телеграфные столбы, а перед нами всё время летал мелкий ястребок. Мы с интересом за ним наблюдали. Он отлетит от нас далеко вперёд и сядет на телеграфный столб, а когда мы подъедем ближе, он снова отлетит и снова сядет. Так он, может, километров семь летел перед нами. В одном месте дорога пошла немного под горку, и слева от дороги мы увидели большой кусок посаженного молодого хвойного леса. Ёлочки были высотой с человеческий рост, небольшие, и росли они так густо, что через них, казалось, трудно было пойти. Я поднялся на повозке, чтобы повыше заглянуть, и увидел, что эта молодая поросль тянется в глубину от дороги на несколько километров; конца её не видно было.

— Ох, здесь волков много собирается, здесь осенью их целое сборище, — сказал извозчик, махнувши плетью на заросли.

— С простым волком приятнее встретиться, чем с волком кулацким, — сказал Закревский.

— Правда, — сказал извозчик. — Я, признаться, боюсь здесь ехать, ещё напоремся на бандитов.

— Умные говорят, что мир держится на смелых людях, — ответил на это Закревский.

Отец Сержа замолчал и остановился закурить. Они были уже неподалеку от своего дома. В отцовском рассказе Серж уже несколько раз слышал фамилию Закревский, и каждый раз, слыша это слово, он с неприятностью и какой-то непонятной тревогой вспоминал Настю Закревскую. И каждый раз старался не думать о ней.

— Ну, рассказывай дальше, — сказал он отцу.

— Мы проехали ещё километра два, как вдруг увидели, что из хвойных зарослей вышел человек. Он был небольшого роста, в сапогах, в штанах из покрашенного в чёрный цвет полотна и в суконном жакете внакидку. Шапку он держал в руке и обмахивал ею вспотевшее лицо.

— А кто это был? — не вытерпел Серж.