Настенька

— Подожди, расскажу всё по порядку. Этот человек стал подходить ближе к нашей повозке, и мы между собой переглянулись.

— Ой, утомился идти, — сказал человек, подойдя совсем близко. Ноги болят. Может, подвезёте немного?

— Нас и так трое на повозке, коню тяжело будет, — злостно ответил наш извозчик, подозрительно не спуская глаз с незнакомого человека.

— Мне тут не далеко, — самым мирным тоном сказал незнакомец.

— А нам ещё далеко, конь уставший, дорога трудная. Вы дойдете быстро, а мы ещё не известно когда доедем.

Тут мы заметили, что из зарослей вышел второй человек и  просто шёл к нам.

— Подвезите, ноги болят, — сказал он.

Наш извозчик посмотрел на Закревского, а после на второго незнакомца и уже хотел что-то сказать, как вдруг из зарослей вышли ещё трое незнакомцев, и они наперерез пошли к нашей повозке.

— Не хотят подвезти, — крикнул им первый незнакомец.

Трое незнакомцев рассмеялись, и один из них схватил нашего коня за узду и направил в лес.

— Ты что? — сказал Закревский. Чего ты хочешь, кто ты такой?

— Тут мы увидели, что из лесу к нам идут ещё четверо и уже не скрывая, кто они такие: все они были с польскими карабинами. У тех же прежних внезапно появились в руках револьверы. Их было девять человек, а нас трое, если считать извозчика, вооруженного плетью. Они все окружили нашу повозку и направили лошадь в лес; мы уже ехали по густым зарослям.

— Что вы делаете, — чего вы хотите, люди, — сказал Закревский.

— Ты не знаешь, чего я хочу? — рявкнул один из бандитов.

Я посмотрел на него и узнал того хуторянина, у которого мы нашли сто пудов закопанного ржаного зерна. Мне стало страшно. Я был тогда очень молод, мне только что исполнилось восемнадцать лет. Ища спасения, хотя бы сочувствия, я посмотрел Закревскому в глаза и увидел в них такую ласку ко мне, что будто бы это был мой родной отец. Мне стало легче на душе, но все же с огромным ужасом я огляделся вокруг. В хвойных зарослях уже сгущался вечерний мрак. Бандиты нас посадили на землю, сами сели вокруг нас и начали курить. Коня они привязали к дереву. Все молчали. Смеркалось. Под деревьями вскоре стало совсем темно.

— Что же ты замолчал, — сказал Серж. — Рассказывай дальше.

— Ну, мы пришли уже домой. Дальше расскажу после.

— Ах, рассказывай теперь.

— Нет, я тебе после ужина расскажу до конца. Видишь, — вечер, совсем темно.

— Ну, так я с тобой лягу спать сегодня, и ты мне в постели будешь рассказывать.

— Хорошо. Пусть будет так.

5

— А дальше было так, — начал снова рассказывать отец, садясь вместе с Сержем за стол (Серж не мог дождаться постели и добился, чтобы отец говорил сейчас), — бандиты нас продержали в лесу до ночи. Мне было так страшно и жутко на душе, что казалось, как бы стопудовый камень сдавливал мою грудь и железо душило моё горло. И звёзды над моей головой казались мне, как в тумане. Очень сильно пахли листья на деревьях, и от этого мне было ещё труднее. Я этот запах ощущал, как что-то такое, что для меня уже скоро закончится навсегда. Больше, чем когда-либо в своей жизни, я в этот момент ощущал, какое счастье жить на свете.

— Не смотря ни на что, будь смелым, — сказал мне Закревский.

— Какого лиха мы эту повозку за собой тянем? — сказал один бандит. — Издали слышно, как колёса стучат.

— А куда ж ты её денешь? — ответил второй. — На дороге оставишь? Днём увидят и начнут догадываться.

Бандиты говорили перед нами всё открыто, — они были уверены в своей силе.

Когда хорошо стемнело, бандиты повели нас дальше. Долго вели они нас лесной дорогой и привели на какой-то лесной хутор. Нас посадили в погреб. Усатый бандит сказал, повернувшись к Закревскому:

— Мы вас всех отпустим, только напиши акты, что на этих хуторах хлеба нет и брать нечего. А после ты приведёшь мне уездного комиссара.

— Ты его здесь убить хочешь?

— А это уже мне знать, что я с ним сделаю.

— Ну, а если вместо комиссара я приведу сюда красноармейцев?

— А я отпущу пока что только тебя одного. А их (он показал на меня и извозчика), а их тогда, когда ты приведёшь комиссара.

Закревский молча начал озираться вокруг: никакой надежды выбраться отсюда не было.

— Опусти его, — сказал Закревский, показывая на меня. — Путь он приведёт комиссара.

— А я хочу чтобы ты! — заревел бандит.

— А я с тобой и говорить не хочу, — ответил Закревский.

Бандиты вышли и заперли нас в погребе.

— Ты на меня не обижайся, сказал мне Закревский, — что я так про тебя сказал, что ты комиссара приведёшь. Я знаю, что ты этого не сделаешь. Но я хотел, чтобы они тебя отпустили. Лучше ведь мне, пожилому человеку, погибнуть, чем тебе, молодому. Я пожил уже немного на свете, а ты, можно сказать, ещё не попробовал жизни. Да и какая там жизнь у тебя была, батрака?.. Теперь только и жить тебе самое время, когда пришла советская власть. Ты теперь человеком будешь.

Вдруг мы услышали, что извозчик плачет.

— Ничего, браток, — стал утешать его Закревский. Ещё же нас не расстреливают, ещё всё может быть. Да они тебя и трогать не должны, ты же только извозчик.