Настоящая принцесса и Снежная Осень

И тут строй распался. Крысы повставали на четыре лапы, ропот перешел в писк, а семигла­вый король вдруг обернулся семью крупными облезлыми грызунами в проплешинах и разбе­жался на семь сторон. Статуи расступились. Впе­реди на фоне стремительно сереющего неба вид­нелся громадный радужный волдырь, накрыв­ший полплощади.

Обходим последнюю башню, — сквозь зубы процедил Лева, покосившись на волдырь. — Сейчас все и проверим.

И они обошли Исаакиевский собор по часо­вой стрелке. Хранитель шел впереди, пригнув голову, словно против ветра, Смуров с Конра­дом чуть поотстали, держась подальше друг от друга. Замыкали шествие Инго с Филином. Они жарко что-то обсуждали шепотом, но пару раз до Смурова донеслись-таки реплики, от кото­рых он ежился. «Элементарно, Филин. Если он человек, то люди столько не живут! — Инго, мне не нравится, что ты затеваешь. — Придется вам потерпеть. И вообще, неужели вы... — Нет, ни­когда! — Пауза. — Но не из сентиментальных соображений..,» И так далее. Смуров вжал го­лову в плечи и ускорил шаг.

Ну вот, — пробурчал Хранитель, развер­нулся на пятках и устремился к радужному ку­полу.

И ничего не случилось. Купол остался на месте.

Не вышло, — выдохнул Смуров.

Еще чего, — сказал Лева и коснулся ку­пола ладонью.

Пузырь стал таять под его рукой, словно из­морозь на стекле. В упругой стене образовалась прореха, она подалась, распахнулась, словно драная обивка на старом кресле, а потом купол стек на мостовую радужным кольцом, изошел на едкий дымок и исчез бесследно.

Все не удержались и вз дохнулй.

А Инго тряхнул огненной головой, потянул­ся, как леопард перед охотой, и зашагал, не ог­лядываясь, к темному зданию «Пальмиры». Су­нув забинтованные кулаки в карманы перепач­канной белой куртки.

Глава 12,

в которой обсуждаются вопросы чести

Когда Лиза и Марго вошли в кабинет, Изморин стоял у стола спиной к две­ри и медленно, аккуратно поправлял в вазе светящиеся лилии. Он со сту­ком положил на стол очки и резко развернулся им навстречу. Лизе было очень страшно, но все равно ей * бросилось в глаза, что прежние гра­циозно-балетные движения у маэст­ро почему-то не получаются.

— Я думал, ты все-таки несколь­ко умнее, Лилли, — бесцветным го­лосом сказал он. — Но ты, кажется, решила, что у нас тут парк аттрак­ционов. Русские горки. — Он разог­нал ладонью сигаретный дым.

Лиза отвела глаза — смотреть ему в бумажное белое лицо было по-

прежнему невозможно. И увидела на диване раскрытый виолончельный футляр, похожий на черную колыбель, а в нем — что-то, заверну­тое в кусок темной ткани. И еще увидела, что Марго бочком подбирается к этому футляру, и поскорее стала снова глядеть Изморину в лицо, чтобы он не обернулся.

Так, Лилли, — сухо продолжал Измо­рин. — Оркестр унять. Углы, дорогая моя, за­гладить. Без шуток и развлечений. Осталось со­всем немного, принцесса. Потом начнется со­всем другая жизнь. И у меня, и у тебя. У нас.

Со стороны дивана послышался тоненький стеклянный шелест — едва различимый, как ко­мариный писк. Лиза удержалась и не обернулась.

Сколько... сколько осталось? — с трудом спросила она.

Почему-то мятно запахло корвалолом. Толь­ко непонятно, откуда и почему.

Сколько? А ты надеялась тянуть время до бесконечности? — уголком безгубого рта при- улыбнулся Изморин. — Хоть сейчас играть можно. — И, повернувшись всем телом, будто ему трудно стало головой ворочать, он оглянул­ся на виолончель.

Что?

Марго застыла у дивана, сузив глаза в ще­лочки. В одной руке стакан, а в другой — ка­рандаш.

Что ты делаешь?! — надтреснуто каркнул Изморин и качнулся к дивану.

Убиваю ваш инструмент, — выдавила Марго. Лизе было видно, как ей худо. — Есть... такой... способ. Потом очень долго настраивать. Очень. — Она с усилием задрала подбородок.

Изморин ударил ее по руке — несильно, но Марго почему-то охнула и согнулась, прижав руку к груди. Стакан отлетел в сторону и, раз­бившись об угол стола, разлетелся на два мил­лиона осколков. Лиза шарахнулась, под нога­ми у нее захрустело.

— Повстанцы, — прошипел Изморин, дер­гая щекой. — Герои. В зале у кого-то есть вио­лончель. — И вдруг снова сорвался на крик: — Мне все равно, на чем играть! Ясно?! — И он вытянул шею, как коршун, и уставился на Мар­го. Лизе с трудом удалось не упасть — так за­дрожали коленки. — Нет, — голос у Изморина опять стал тихий, а сам он пошел на Лизу по осколкам стекла. — Сейчас не буду. Лучше там, в зале, при всех, для острастки. Идем, Лилли, крошка моя. Выясним, что вы там нарепетиро- вали. Да, принцесса, прямо сейчас.

И он впился пальцами Лизе в плечо и пота­щил ее по непроглядно-темным коридорам к залу, а другой рукой волочил Марго, и Лиза в ужасе поняла, что сейчас всем смерть и что сыграть она все равно ничего не может, потому что левая рука вот-вот отмерзнет навсегда. Ой, а что же он тогда Марго с рукой сделал? Страшно стало так, что шея заболела и вдохнуть не получалось.

Впереди показалось темное фойе, но из-под запертых дверей в зал почему-то сияло желтым. Неужели свет включили?