Наступит день

А тут еще эта история с германским советником. В министерстве внутренних дел было восемь немецких советников, они вмешивались в повседневную работу отделов, проверяли каждого работника, от начальника отдельного района до высшего чина администрации, требовали назначения на ответственные посты бесчестных, продажных людей.

Сертиб Селими был из числа тех работников министерства, которые открыто выступали против подобных действий немецких советников. Но те, ни с чем не считаясь, настойчиво проводили свою политику.

Наконец, не выдержав их наглости, сертиб Селими без всякого стеснения выгнал из своего кабинета приставленного к нему германского советника Залкимда. За этот поступок он получил строгое предупреждение от министра.

Последнее время создалось настолько напряженное положение, что сертиб Селими не мог пересилить себя и посещать министерство. Чувствуя себя не совсем здоровым, он решил не выходить из дому.

Друзья и единомышленники сертиба из среды тегеранской интеллигенции и военных были хорошо осведомлены о неприятностях своего приятеля и не покинули его. Каждый вечер они приходили побеседовать с ним, обменяться мнениями, помочь советом.

И сейчас, услышав стук в калитку, сертиб Селими крикнул своему старому садовнику, который возился возле увитой виноградом зеленой беседки:

— Открой, старина! Это к нам.

В калитку вошли двое — Явер Азими и пожилой господин в штатском. Сертиб Селями поспешил по широкой лестнице навстречу гостям.

— Здравствуйте, здравствуйте, господин Хафиз Билури! — воскликнул он, протягивая обе руки смуглому пожилому господину с совершенно седыми, но еще густыми волосами и лицом, испещренным глубокими морщинами. — Здравствуй, мой дорогой! — повернулся сертиб Селими к Яверу Азими.

Затем он почтительно пропустил Хафиза Билури по лестнице и, взяв Явера Азими за локоть, пошел вслед за ним.

Они поднялись в гостиную. Сертиб Селими передвинул столик с нардами на середину комнаты.

— Пока сражайтесь тут, а я велю подать чай! — сказал он, выходя.

Хафиз Билури оглядел комнату. На передней стене висел в золоченой раме большой портрет Реза-шаха в профиль с сердито устремленным куда-то взглядом.

Других картин в комнате не было.

Перед портретом на пестром керманском коврике стоял изящный столик на золоченых ножках. На нем лежала вырезанная из слоновой кости человеческая рука, высоко держащая факел — символ света и разума. Украшенный рубинами и яхонтами, факел действительно искрился и как бы излучал пламя. В углу комнаты стоял большой стеклянный шкаф с книгами.

Явер Азими расставил кости на столике и пригласил старого учителя. Но вошел сертиб Селими, и в знак уважения к старшему товарищу Явер Азими уступил ему место за столиком, а себе придвинул другой стол. Они любили нарды и всегда играли с большим увлечением, но на этот раз игра шла вяло. Сертиб Селими то и дело допускал ошибки.

Увидя это, Билури закрыл доску и отодвинулся.

— Скажите лучше, что вы решили насчет тебризской комиссии? — спросил он.

Сертиб Селими окинул друзей рассеянным взглядом.

— Все еще обдумываю!

— А что, если вы вообще ничего не напишите? — спросил Билури, как бы подсказывая еще один возможный выход из положения.

Не желая сразу отвергать совет старого учителя, сертиб достал коробку с сигарами и, предложив гостям, закурил сам.

— Человек должен оставаться верным себе! — проговорил он наконец, выпуская дым. — Надо открыто изложить свою точку зрения. Будь что будет! Самое страшное, что может постигнуть меня, — это смерть. А я никогда не боялся ее.

— Правильно, — поддержал его Явер, — мужество везде берет верх! Мы вдвоем напишем свое мнение и представим государю.

— Не вдвоем, а я один, — решительно возразил сертиб Селими. — Ты еще молод, и тебе незачем рисковать…

— Да, осторожность необходима, молодые люди, — заметил Билури. — Что пользы, если народ лишится горстки своих достойных сынов, которые ему так нужны? Надо поступать обдуманно… Не поговорить ли вам еще раз с министром?

— Это ничего не даст! — с нетерпением ответил сертиб.

Он поднялся, подошел к портрету Реза-шаха и долго, внимательно смотрел на него.

— Ведь он совсем один! Один! И ничего не знает обо всех этих безобразиях…

— Не знает о них? — с сомнением спросил Явер Азими.

— Конечно, — с горячей уверенностью сказал сертиб Селими. — Подумайте только, какая стена из низких людей стоит между ним и народом, — все эти продажные министры, придворные, сановники, чиновники, серхенги сефаи и хакимульмульки. Лицемеры и негодяи! Если бы можно было уничтожить эту стену и окружить повелителя подлинными патриотами, преданными народу и трону людьми!

Выслушав друга, обычно спокойный и хладнокровный Билури резко встал, взял вырезанную из слоновой кости руку с факелом и, словно охваченный каким-то новым чувством, поднял ее высоко над головой, как бы желая осветить все вокруг.