Случилось это в прошлую пятницу. Серхан был свободен от работы. Вечером, после ужина, вся семья, как обычно, собралась вокруг самовара. Каждый говорил о своем. Мать рассказывала старинные истории, где обязательно участвовали дэвы и джины. Серхан по обыкновению возмущался существующими на дороге порядками и сетовал на условия работы, а Ферида передавала новости, услышанные от соседей.
Наконец, воспользовавшись наступившей минутой молчания, Фридун предложил почитать им книгу. Все с радостью согласились, и Фридун раскрыл "Мать" Горького.
Читал он спокойно, внятно, выразительно. Каждое слово приобретало в его устах особенный, глубокий смысл. Порой он останавливался, чтобы разъяснить какое-нибудь не совсем понятное слово или выразить свое отношение к прочитанному. Особенно врезалось в память Фериды то место в книге, где говорилось о Софье. Здесь Фридун прервал чтение и произнес восторженно:
— Вот это женщина!
Слова эти как бы выражали его взгляд на женщину. И в воображении Фериды постепенно вырисовывался, хотя и несколько туманный, но привлекательный женский образ, отвечающий всем требованиям такого человека, как Фридун. Основной чертой этой женщины, думалось Фериде, должна быть преданность какому-нибудь делу, серьезное отношение к труду. Ферида не могла себе представить, чтобы Фридуну нравилась беспечная, праздная женщина.
Одна мысль потянула за собой другую, и перед Феридой возник неумолимый вопрос: "А что ты делаешь, чем занята?.." Эти суровые, трезвые мысли подсказали ей и решение.
У Фериды была небольшая сумма денег. Она собрала их по копейке, экономя на домашних расходах, чтобы купить себе новое платье. И вот сегодня она пошла с этими деньгами на базар и купила веретено, гребень для расчески шерсти, спицы и крючки для вязанья.
— Сколько времени может женщина сидеть без дела, братец Фридун? ответила она вопросом на вопрос. — Хватит мне слушать сплетни соседок и от нечего делать считать прохожих на улице. Буду чесать шерсть и прясть, потом вязать носки, перчатки, жакеты. И сама привыкну к работе, и Серхану хоть чем-нибудь помогу.
Подавленная всем укладом жизни и теперь прорвавшаяся в этой женщине воля к самостоятельности обрадовала Фридуна. Ни нужда, ни гнет, ни побои не могли убить в Фериде это стремление — найти пусть небольшое, но собственное место в жизни.
Сколько в Иране женщин, лишенных всех человеческих прав, но таящих в себе огромную творческую энергию! Сотни и сотни тысяч! Какие чудеса могли бы совершить они при иных условиях!
— Молодчина, Ферида! — проговорил Фридун радостно. — Ты идешь верной дорогой.
В тот же день после ужина Серхан сказал, что хочет поговорить с Фридуном наедине, и женщины вышли в другую комнату.
— Что с тобой, Серхан? Ты чем-то расстроен? — озабоченно спросил Фридун, заметивший, что Серхан вернулся домой не в духе.
— Ты знаешь, Фридун, — начал Серхан, — у персов есть поговорка: "Не знаю — и спокоен". Я ничего не знал и был спокоен, а от твоей книжечки совсем свихнулся. Лишь теперь у меня глаза открылись. Повсюду вижу насилие и произвол. Покой потерял. Ведь мало знать, что это плохо, надо еще это плохое заменить хорошим. Иначе какой же смысл видеть зло? Ведь того, кто видит змею и не убивает ее, проклинают. Так как же нам быть теперь?
Этот вопрос тяготил Фридуна не меньше, чем Серхана. На все вопросы был один ответ: надо создать свою "духовную родину".
— У тебя есть испытанные, верные товарищи? — спросил Фридун. — Ведь один в поле не воин.
— Как не быть! — отозвался Серхан. — Что за человек без верных товарищей? У меня такие товарищи, что за них жизнь отдать не жалко.
— Ну и прекрасно. В следующую пятницу приведи одного-двух сюда и познакомь меня с ними.
Серхан задумался, перебирая в памяти, кого из товарищей привести к Фридуну.
— А ведь эту беседу можно было вести и при Фериде! — заметил Фридун.
— Женщине нельзя верить! — ответил Серхан шутливо.
— Нет, мой друг, ты не прав! — серьезно возразил Фридун. — Выкинь это из головы. Женщины угнетены больше нашего, а работать могут не хуже нас. — И он рассказал Серхану о новом начинании Фериды. — Твоя жена заслуживает настоящего уважения.
И действительно, решение жены возбудило в Серхане уважение. Из тяжелой обузы, какой была для него жена, она превращалась в ощутительную подмогу. Теперь, когда у него открылись глаза на мир, он видел, что в бесправном, рабском положении находятся и жены соседей и жены знакомых, родственников. Причем они, бедные, даже не представляют себе иной жизни, считают, что все это в порядке вещей.
Да, его новый друг до конца убедил Серхана в необходимости коренной ломки скучной, тягостной, темной жизни. И только все еще крепко сидевшее в нем мужское самолюбие не позволяло Серхану в присутствии Фридуна попросить у Фериды прощения за прошлое.