Со вчерашнего дня Фридун всем нутром почувствовал, что жизнь его обрела совершенно иной, глубокий, благородный смысл. Прежнюю свою жизнь он сравнивал со светильником, который едва тлел в пустой, заброшенной пещере. Так бесплодно и догорел бы он до конца, ни одному путнику не осветив дороги, или погас бы от внезапного порыва ветра.
Теперь светильник этот стал факелом, вознесенным на высокую гору. Он освещает путь находящемуся в вечном движении беспрерывному потоку людей.
И, быть может, когда-нибудь от этою небольшого, но яркого огня займется великий очистительный пожар. Тогда выпрямится спина дяди Мусы, согбенного под тяжестью заботы о куске хлеба; сотрутся с лица тети Сарии следы бесконечных горестей; заблестит свет надежды и счастья в глазах Гюльназ. Тогда вся деревня, миллионы трудящихся навсегда избавятся от тяжких цепей гнета и нищеты.
Охваченный этими мечтами, Фридун забыл, что часы уже показывают шесть… В это время к дому подкатила роскошная машина. Через минуту раздался звонок, и в комнату вошел высокий молодой человек.
Распечатав протянутый им конверт, Фридун прочитал следующую записку:
"Дорогой учитель! Как мы условились, посылаю за вами машину. Шофер предупрежден обо всем. Не опаздывайте! С глубоким уважением. Шамсия".
— Ладно! Сейчас спущусь! — сказал Фридун щеголеватому шоферу.
Когда шофер вышел, он снова пробежал глазами записку и улыбнулся.
Риза Гахрамани, который в это время находился в комнате, хмуро отложил газету и исподлобья взглянул на Фридуна. Тот прочитал записку вслух.
— Итак, меня ждут везиры и придворные, — не без иронии заключил Фридун, завязывая галстук. — Как говорится у поэта: "Я раб, которого обслуживают султаны!"
— Иди, братец, только не очень задерживайся. Я боюсь, что пользы от великосветского "солнца" ты не получишь, а обжечься можешь.
— Не беспокойся, друг мой, постараюсь вернуться целым и невредимым, все так же улыбаясь, ответил Фридун и вышел из комнаты.
Через несколько минут машина уже мчалась по дороге в Шимран.
Только теперь, сидя в комфортабельном автомобиле, Фридун почувствовал вдруг колебание, но об отступлении уже нечего было думать.
"Будь что будет! Порой и ошибка полезна", — сказал он себе и стал обдумывать, как вести себя на балу.
В аристократическом обществе, которое должно было собраться у Шамсии-ханум, в кругу людей, которые привыкли чувствовать себя господами положения уже от рождения, он должен был держаться без тени смущения, свободно и естественно.
Что ж, он постарается безукоризненно выполнить свою роль!
Тем временем машина была уже в Заргенде. Расположенное на склоне живописной горы, в десяти — пятнадцати километрах к северу-востоку от Тегерана, это дачное место славилось своими водоемами и фонтанами, цветущими садами и парками.
По соседству с Заргендой расположился другой живописный утолок Шимран, который, как и Заргенда, служил в жаркие летние месяцы местом отдыха и увеселений для тегеранских аристократов. Кое-кто из них имел здесь сады площадью в десять и больше гектаров. В тени этих роскошных садов возвышались дворцы, где весело и беспечно проводили время высокопоставленные тунеядцы. Имел свой дворец в Шимране и Хикмат Исфагани.
Фридун и раньше бывал здесь с товарищами, но они только издали любовались красотой этих парков и дворцов. Высокие ограды закрывали туда доступ таким, как они, беднякам.
Тем с большим интересом ехал Фридун на сегодняшний званый вечер.
Шофер остановил машину у высоких ворот. На гудок вышел седобородый старик и, широко распахнув ворота, пропустил их в парк.
Выйдя из машины, Фридун посмотрел на сверкавшее белизной здание и остановился, пораженный роскошью дворца.
Вот на что растрачивались плоды трудов таких людей, как Серхан и старик Муса! Вот какая пышная и праздная жизнь шла среди цветников за высокими толстыми стенами. И это в голодном и нищем Иране!
Охваченный горькими мыслями, Фридун медленно шел по аллее между мощными ветвистыми деревьями. Впереди, на небольшой круглой площадке, в изысканном вечернем туалете встречала гостей Шамсия.
Фридун поклонился своей ученице и скромно остановился поодаль.
Шамсия в сопровождении нескольких девушек и молодых людей подошла к Фридуну.
— Прошу познакомиться!
Фридун, чувствовавший неловкость в кругу этих разряженных и чуждых ему людей, протянул руку близко стоявшему к нему высокому молодому человеку, но тот, отодвигаясь, насмешливо процедил:
— Не лучше ли начать с дам?
Фридуна обдало дурным запахом, исходившим изо рта этого аристократа.
И вдруг Фридун как бы очнулся от внутреннего толчка, точно услышал голос, говоривший ему: "Как могут смутить тебя эти дармоеды и бездельники?" И он почувствовал себя выше и сильнее их.
Фридун повернулся к девушке, которая стояла рядом с ним:
— Извините, ханум!
В глазах окружающих отразилось любопытство. Все точно насторожились. Услышав в голосе Фридуна нотки искренности и силы, незнакомка скользнула по нему ласковым, ободряющим взглядом и протянула руку.
Воспользовавшись этим, Шамсия поспешила представить ее:
— Судаба-ханум! Дочь министра двора!