Наступит день

Однако серхенг, даже не изменив благодушного выражения лица, пропустил слова сертиба мимо ушей.

— В мирное время сертиб носит военный мундир, но когда в воздухе пахнет порохом, облачается в костюм дипломата! — с милостивой улыбкой заметил услышавший словесное состязание Шахпур.

— Честный дипломат — все тот же боец за родину! — подчеркнув слово "честный", ответил сертиб принцу.

— Господа, прошу к танцу! — вмешалась Шамсия, чтобы положить конец этому неприятному разговору. Затем она обратилась к принцу: — Прошу вас, ваше высочество!..

И гости двинулись туда, где играл оркестр. Проходя мимо, Шамсия шепнула на ухо сертибу:

— Умерьте свой пыл, сертиб!

Фридун подошел к сертибу Селими и прочитал в его глазах все ту же нескрываемую заботу и печаль.

— Простите, сертиб, но, должен признаться, ваше поведение, хотя и несколько резкое, доставило мне огромное удовольствие.

— Я не умею поступать иначе: что у меня на сердце, то и на языке.

— Но этот серхенг все же кажется добродушным человеком.

— Не верьте, мой друг, — возразил сертиб, — даже в его смехе заключена смертельная отрава. От таких можно ожидать все, что угодно. Такие люди способны пригласить к себе в дом и угостить отравленным пловом, убить человека руками его же родного брата, придушить его в темнице, а потом справить торжественный траур. Это так типично для иранских правителей. Вспомните хотя бы их вероломство по отношению к маздакидам!

Разговор коснулся Шахпура и Шамсии. Фридун заметил, как сердито сдвинулись брови сертиба.

— Сердцами обоих молодых людей руководят низменные политические расчеты, — тихо сказал сертиб. — Господин Хикмат Исфагани с давних пор зарится на иранский престол. Если он сам и не сможет этого достигнуть, то во всяком случае будет добиваться того, чтобы будущий повелитель был игрушкой в его ловких руках. А в своей игре этот интриган не брезгует никакими средствами.

— Может быть, в ваших отзывах об этом человеке есть некоторое пристрастие? — спросил Фридун.

— Я понимаю, на что вы намекаете. Конечно, я был бы недостойным и подлым человеком, если бы забыл кровь моего отца. Но тем не менее мой отзыв об Исфагани совершенно беспристрастен и справедлив.

— Насколько я знаю, в убийстве вашего отца повинен не один Хикмат Исфагани?

— Смерть моего отца — результат кровавой политики, ввергнувшей Иран в пучину бедствий. К сожалению, трудно предсказать, как долго будут творить свое грязное дело окружающие шаха предатели, закупленные оптом и в розницу на английские и американские деньги! — едва слышно сказал сертиб.

— Я хочу разлучить вас, — подойдя к собеседникам, с деланной улыбкой сказала Шамсия. — Сертиб, уделите и мне немного внимания.

И взяв сертиба под руку, девушка увлекла его за собой. Сертиб неожиданно почувствовал, что ее надушенные, обнаженные руки дрожат.

— Что с вами, Шамсия? — с улыбкой спросил он, заглядывая девушке в глаза.

— Вам хорошо улыбаться!.. А у меня болит сердце! Не хотите ли потанцевать со мной?

Под звуки вальса сертиб легко закружил Шамсию, догадавшись, что девушка намеревается кого-то подразнить, вызвать чью-то ревность.

Сделав круг, сертиб огляделся. Недалеко от них танцевала с Шахпуром Судаба, но, даже склоняя головку к плечу принца, девушка была печальна. В свою очередь сертиб поймал на себе взгляд Шахпура и прочитал в нем откровенную неприязнь.

— Этой вашей услуги я никогда не забуду, — прошептала ему на ухо Шамсия, довольная тем, что сумела уколоть высокого гостя.

Сертибу стало жаль девушку; как могла она опуститься так низко! Так измельчать!..

В десять часов вечера, когда на темном небе ярко блестели южные звезды, Фридун собрался уходить. Шамсия предложила ему свою машину, но сертиб, казавшийся еще более хмурым, чем в начале вечера, сказал, что он подвезет Фридуна.

В машине сертиб долго молчал. По-видимому, это званый вечер его не развлек, а только утомил.

— Ну, как вам все это понравилось? — спросил он наконец, когда они выехали на Тегеранское шоссе.

— Из всех людей высшего света, которых я сегодня наблюдал, на человека похожа только дочь министра двора; Судаба проста и естественна.

— Да, вы не ошиблись, — подтвердил сертиб. — Эта девушка совершенно иного склада. — И он вкратце рассказал историю жизни Судабы. Аристократическая среда не признает ее. С юных лет Судаба выслушивает колкости и насмешки. Наверно, это помогло ей стать вдумчивой и глубокой.

Фридун вспомнил вдруг Наташу из повести Горького. Бросила же она своих богатых родителей и примкнула к революционерам! Что же связывало Судабу с этими пустыми, мелкими людьми?

Он высказал это сертибу.

— Ничего не поделаешь! — пожал плечами тот. — Жить дервишем, замкнуться в себе, притаиться в своем углу не хватает сил. Вот и сносишь всякую боль. И только про себя думаешь: когда же общество станет милой, близкой, родной семьей для каждого человека на земле?

Фридуну даже стало жаль сертиба, который, как видно, не знал о существовании искренних, честных людей — людей с возвышенными стремлениями и благородными порывами.