Натюрморт для вампира

– Нет, господа красные офицеры! Вы мне определенно нравитесь своей непосредственностью! Вы что же? Решили, что я, как и мой прадед и дядюшка Гюнтер стану чертить кабалистические знаки вокруг красной скатерти, выжимать человеческую кровь в капалу и шептать магические слова? «Всё в мире изменил прогресс. Как быть? Меняется и бес!» Не-ет, не для того я учился на медицинском факультете и работал с доктором Рашером, чтобы проводить какие-то сомнительные обряды, когда существует наука, способная проникнуть в самые глубины человеческого организма. Да, я удостоился чести принять на себя страдания предков, получив от них оч-чень неприятное генетическое заболевание крови. Голубой крови, если вам это о чем-нибудь говорит! Мои достопочтенные предки предпочли средневековые способы излечения: прадед высасывал кровь из черногорских мальчиков, дядюшка Гюнтер пустил под свои острые зубы нежную шею братишки Йохана, я же враг консерватизма, и, повторюсь: прогресс, вот что движет истинными сыновьями своего времени. Я достиг больших успехов в разработке препарата по излечению этого страшного заболевания. Но доктор Рашер был, к сожалению, увлечен несколько другими исследованиями, и денежные средства уходили, в большинстве своём, на них. Мне же доставались крохи, которые не позволили довести мои опыты до логического завершения. Но я всегда помнил о том, что в моей семье есть кое-что, достойное самых дорогих аукционов. Я выкрал у своего дядюшки рукопись вампира-колдуна и заменил её подделкой. И отправился на Восток за другими артефактами. Но война пошла не по-нашему сценарию. Таким образом, я до сей поры задержался здесь. Теперь, надеюсь, я полностью ответил на все вопросы, которые вы, собственно, ещё и не задали мне. Но я их верно угадал? – он высокомерно задрал подбородок и пафосно продекламировал:

«Я, сын отца убитого, на мщенье

Подвинутый из ада и с небес,

Как проститутка изливаю душу

И громко сквернословью предаюсь!»

– Мы вполне оценили ваш талант, но есть ещё несколько неудобных для вас вопросов, о которых вы, похоже, и не догадываетесь, – в глазах Лопахина сверкнули мстительные искорки.

Заметив, как генерал с подполковником переглянулись, фон Кох с беспокойством спросил:

– Что-то не так?

– Вы сказали, что ваши прадед с дядюшкой пили кровь мальчиков. Это не гипербола?

– Ну, как они её пили или вливали в себя, я не видел, – расслабился фон Кох, подумав, что генерала интересует лишь эти эпизоды. – Но Йохан умер именно от потери крови. Это мне известно доподлинно. Что-то ещё?

Генерал сделал небольшую паузу, потом вкрадчиво спросил:

– А вы как пили кровь у наших подростков? И разве не от потери крови они умерли? И в сорок седьмом, и в пятьдесят первом, и сейчас, полмесяца назад?

Лицо фон Коха вмиг превратилось в каменную маску. Он спрятал взгляд за опущенными ресницами, но, надо отдать ему должное, через минуту взял себя в руки и, по-прежнему, без крика и истерик, произнес:

– А-а, так, значит, и это вам известно… Ну, что ж, отрицать очевидное глупо. По-видимому, старуха всё же сломалась.

– Вы глубоко заблуждаетесь. Женщина до сих пор ничего не знает о вашем аресте. Просто, мы тоже умеем работать.

Фон Кох с недоверием посмотрел на генерала, но спорить не стал, а генерал умолчал о том, что когда они с Дубовиком приехали к Поляковой, та всё сразу поняла и, схватившись за сердце рукой, осела мешком на пол. И сейчас находилась в больнице, с инфарктом миокарда.

В кабинете на некоторое время повисло тягостное молчание.

Лопахин с Дубовиком ждали дальнейших признаний преступника-убийцы, тот же раздумывал, чем могут грозить ему эти признания.

– Кровь я не пил. Это была самая ординарная гемотрансфузия. Двести миллилитров крови нужной группы и резус-фактора от мальчиков подросткового возраста. Двенадцать лет? Да, это планетарный цикл Юпитера, а в возрасте двенадцати лет у человека происходит некое соединение с этой планетой. Впрочем, экскурс в астрологию вам ни к чему, так же, как и медицинские подробности. Да, раз в четыре года я был вынужден делать себе переливание крови. Если говорить простым языком, у меня нарушен механизм замены крови. Но этот механизм настолько сложен, настолько захватывает многие участки организма, что вызывает невыносимые боли. Поэтому я вынужден был делать эту несложную операцию, чтобы запускать его, заставляя вырабатывать нужную кровь, – Фон Кох говорил об этом неохотно, ожидая следующих вопросов, но все молчали. – Я скрывал своё лицо! Я не мог оставить этих детей в живых! Они видели меня! Открыться – значит, бросить незаконченным большой труд! А если я смогу спасти потом, в будущем, многие жизни? – тембр голоса убийцы стал нарастать, слова он растягивал и припечатывал, как прессом, пытаясь убедить всех в своей правоте. – Я их просто усыплял! Боли они не чувствовали!