Натюрморт для вампира

– Ну-ну, давайте без этого! Подвиг не в том, чтобы погибнуть, а в том, чтобы обыграть противника и выйти победителем. Мы будем возле вас. Берзень в качестве нового рабочего сцены тоже рядом. Группа Авдеева – на даче. Надеюсь, что наша уловка сработает. За много лет психика человека, живущего в чуждой ему среде, дает сбой. Для него главное – коллекция артефактов, и он должен понять, что мы его раскрыли, тогда, первое, что он сделает – рванет на дачу, чтобы спасти своё сокровище. Нужных нам актёров мы успели проверить – люди надёжные. Тебе надо пройтись по гримёрным. Присмотрись, поговори ещё раз кое с кем. Обслуживающий персонал тоже за тобой. Вперёд, майор! Это наш невидимый фронт и такой же бой!

В гримерной комнате Тамары Алексеевны Свищевой, пожилой актрисы, играющей в спектакле мать Зои, Антоник застал Станислава Рощина, актёра вторых ролей, про которого Ардашев сказал, что он, как раз, относится к тем самым, кто хорошо произносит «Кушать подано!» и звёзд с неба не хватает. Антоник за эти дни даже подружился со Станиславом: тот много рассказывал о своих коллегах, раздавая им самые точные характеристики. Он же рассказал майору о гримере Тишко одну очень приметную вещь: тот просто обожал делать грим для ролей немецких офицеров и солдат, и лица получались у него очень выразительными, с какой-то арийской характерной чертой. Если актер даже и был слабоват в своей роли, то, поиграв немного лицом, вызывал к себе соответственное отношение зрителей – «немцев» освистывали.

Антоник, посидев немного у Свищевой, отправился за кулисы, где рабочие сцены под руководством бутафора устанавливали декорации, рабочий-осветитель, он же попросту, электрик Злобин, возился у щитка с распределителями.

Антоник остановился возле него:

– А всё-таки неблагодарная ваша работа: все аплодисменты и цветы достаются актерам, ну, режиссеру, а вам?

Злобин, повернувшись к Антонику, глубокомысленно произнес:

– «Каждому – своё!» Знаком вам такой девиз?

– Ну… Это же с ворот Бухенвальда… Звучит как-то зловеще… – замялся Антоник.

– А что в этом зловещего? Два простых слова, и верных, кстати сказать. И мы уже давно не на войне. – Злобин пощелкал выключателями и отправился по своим делам, предпочитая больше не продолжать разговор.

Антоник пожал плечами и оглянулся в поисках нового собеседника.

Вдруг кто-то положил ему руку на плечо:

– Всё вынюхиваете? – за спиной майора появился помощник режиссера Мухин: мужчина зрелого возраста с большими мешками под глазами. Ардашев сказал о нем, что он с войны мучается почками. Антонику же казалось, что своим желчным характером тот больше похож на больного холециститом. Вообще, Мухин везде и всюду вставлял свои едкие замечания. За несколько дней знакомства майор ни разу не услышал от него ни одного доброго слова в адрес коллег по театру.

Антоник фыркнул:

– Вы неправильно оцениваете мою профессиональную деятельность, милейший Алексей Алексеевич!

– Я вам не милейший, и всё оцениваю правильно! Вы расспрашиваете всех и обо всем не для того, чтобы писать хвалебные статейки. Притупите нашу бдительность своим коньяком, а потом выльете ушат помоев! – Мухин злобно сплюнул и, увидев Эмму Кригер, играющую главную роль в сегодняшнем спектакле, бросился ей навстречу, на ходу делая замечания по костюму, который девушка несла в свою гримерную.

Антоник понял, что больше пока никого на разговор не вытянет, поэтому лучше просто ходить и наблюдать.

Время близилось к началу спектакля.

У театрального подъезда стали появляться первые зрители, поскольку на улице было очень тепло, время проводили, сидя на скамейках и прогуливаясь вокруг здания театра.

За кулисами усиливалось многоголосье переодетых в самые разные костюмы актеров, гример громко выкрикивал фамилии, кого ждал на грим. По коридору прогуливался «оберштурмбанфюрер СС» – актер Штрубель Иван Павлович, весьма колоритная фигура, выделяющаяся в артистической среде и своей яркой внешностью, и необыкновенно дружелюбным характером.

– Как, как он вам нравиться? – к Штрубелю подскочил гример Тишко, – вы видите, каков персонаж! Ну, чем не офицер СС? А эти двое? – он показал рукой на стоящих сзади «оберштурмбанфюрера» ещё двух «немецких офицеров»: «унтерштурмфюрера» и «обершарфюрера» и погрозил им пальцем: – Быть вам, господа, освистанными! Нация! Арийцы! – с этими словами Тишко гордо прошагал к себе, по пути схватив за руку, идущую к нему Эмму Кригер.

– И чему радуется? – пожал плечами один из «немцев». – И так каждый раз!

Антоник поговорил ещё немного с ребятами и пошел за кулисы, где Берзень в рабочей спецовке подвинчивал скрепы на декорациях.

Оглянувшись вокруг и не увидев никого, Антоник тихо произнес:

– Во время спектакля, ну, сам знаешь, когда, проследи за гримером и электриком, я же буду ближе к помощнику режиссера.

Берзень, не поворачивая головы, коротко кивнул и продолжил работу.

Наконец, занавес поднят, началось действо.

Дубовик с Лопахиным сидели по разные стороны партера на балконах и внимательно следили за происходящим на сцене.

Берзень с Антоником также находились друг против друга за кулисами.