Национальность – одессит (СИ)

В проходе был застелен чистенький ковер. На стенах из красного дерева в промежутках между большими широкими окнами висят, чередуясь, картины и зеркала. На двери моего купе в стеклянный кармашек была вставлена белая карточка с написанными красивым почерком черными чернилами фамилией и именем. Войдя в купе, стюард щелкнул включателем в виде поворотного тумблера — и под потолком зажглись две электрические лампочки в небольшой хрустальной люстре. Он поставил мой саквояж в шкаф для одежды, который был слева от двери, после чего вышел в коридор, пропустив меня. Дальше слева была кровать с бархатной синей шторой, сейчас сдвинутой к бархатной синей оконной занавеске. Под окном столик, под которым в свою очередь покрашенный в синий цвет, чугунный радиатор парового отопления, сейчас, надеюсь, не работающий, и так душно. По другую сторону от столика диван с тисненной черной кожей с логотипами компании и двумя бархатными подушками красного цвета и дальше тесная кабинка с зеркалом на двери. Стюард открыл ее, продемонстрировав четыре полотенца разной величины на бронзовой вешалке на внутренней стороне ее и внутри помещения с полом из светло-серой кафельной плитки — мраморный белый унитаз и умывальник с горячей и холодной водой и зеркалом над ним. Так много зеркал на квадратный метр я больше нигде не встречал, но и на фабриках по их производству не бывал.

— Показать, как им пользоваться? — показав на унитаз, спросил он.

— Не надо, — отказался я и уставился на картину, висевшую над диваном, которая показалась мне знакомой.

— Эжен Делакруа «Клеопатра и крестьянин», — подсказал Эммануэль.

Художник сильно польстил фараонше, поэтому я и не мог вспомнить название.

— Копия? — поинтересовался я.

— У нас только оригиналы, — хвастливо, будто поезд принадлежал ему, заявил стюард.

Я подумал, что если украсть картины со всего поезда, то лет через сто был бы мультимиллионером.

— Проводить вас в ресторан или салон отдыха? — спросил он.

— Нет, я поужинал в ресторане вокзала. Можешь идти отдыхать. Через час принеси мне чай без молока, с лимоном и два пирожных на твой вкус, но разных, — разрешил я.

— Будет сделано, месье. Если вдруг понадоблюсь в любое время суток, и меня не будет в вагоне, обратитесь к проводнику, он вызовет по телеграфу, — сказал Эммануэль.

Видимо, я должен был ахнуть от удивления, но всего лишь кивнул, потому что пожил в те времена, когда телеграфом перестали пользоваться, перейдя на мобильные телефоны.

Поезд тронулся осторожно, плавно. Не картошку везут за такие-то деньги! Я переоделся в халат, переобулся в тапочки и завалился на диван. В зале ожидания на вокзале мне дали самую свежую, трехдневной давности, французскую газету «Фигаро». Под перестук колес с интересом прочитал, что, по мнению французов, творилось в Одессе. Автор статьи явно надеялся, что пламя революции охватит всю Россию. Так и будет, но через двенадцать с лишним лет, и в конечном итоге французы пожалеют об этом, особенно после того, как у СССР появиться ядерное оружие.

Через час появился стюард с чаем и пирожными, такими маленькими, что я пожалел, что не заказал шесть. Посуда была фарфоровой, сахарница из хрусталя с серебром, ситечко, щипцы для сахара и чайная ложечка серебряные. Эммануэль сервировал стол и сразу приготовил по моей просьбе постель.

— Посуду заберешь утром, — распорядился я.

— Хорошо, месье, — сказал он, после чего предупредил: — Если не хотите, чтобы вас ночью разбудили пограничники, лучше оставить свой паспорт у проводника.

— Да, отнеси, — согласился я и отдал ему документ.

Проглотив оба пирожных и выпив чай, я в тесном санузле почистил зубы мятным порошком, после которого во рту еще долго было послевкусие, ополоснулся теплой водой. Перина на кровати показалась мне слишком мягкой после матраса на пароходе, может, потому долго не мог заснуть. Перестук колес казался мне победным маршем. Опять молод, здоров, богат и почти дома в том смысле, что до моей первой эпохи осталось совсем чуть-чуть: уже родился мой дед по отцу и через шесть лет появится на свет дед по матери. Больше никаких морей, чтобы опять не переместиться из роскошной жизни черт знает куда.

63

Я называю таких женщин пчелками. Они незаметно, без шума и скандалов опыляют сразу несколько пестиков, перелетая с одного на другой. Никаких ненужных слов, разборок. Прилетела, насытилась нектаром, отправилась к следующему. Пестики догадываются о существовании других и не возникают. Такой вид ни к чему не обязывающих отношений их полностью устраивает, как и пчелку. Может быть, это не нравится хозяину улья, но сам виноват, плохо старается.