Я обратил на нее внимание еще в зале ожидания. Лет двадцати пяти, черноволосая, кареглазая, среднего женского роста, не красавица, но женственная, сексапильная, как и большинство француженок, и замужем за богатым, иначе бы ездила обычным поездом. С ней дочка лет шести, пухленькая и подвижная, голосистая, не в маму, и бонна — сухая женщина бальзаковского возраста со строгим костлявым лицом, скорее всего, старая дева. Они ехали в следующем вагоне в двухместном купе. Мать и дочь спали на кроватях, а бонна — на верхней полке, которая опускалась на ночь. Когда я шел на завтрак, дверь была открыта, все одеты, и я притормозил, лихорадочно придумывая, как законтачить.
— Сейчас поезд остановится, и пойдем в ресторан, — успокаивала мама в маленькой черной шляпке с искусственным стебельком белых ландышей спереди, приколотой к собранным вверх волосам, и неброском бардовом дорожном платье капризничающую дочку, одетую в розовое широкое типа бального.
Переходы между вагонами уже есть, но в них стремно, особенно на поворотах, даже мне, как-то проехавшему несколько часов в тамбуре набитого до отказа, общего вагона летнего крымского поезда.
— Могу вас проводить, — предложил я.
— Ах, что вы, не надо! — отказалась мама, но как-то не очень твердо.
— Мне не составит труда помочь такой красивой женщине, — отвесил я дежурный комплимент, без которых у французов разговор между мужчиной и женщиной считается ссорой. — Я тоже иду в ресторан.
— Мне так неудобно вас утруждать, — произнесла она, выходя из купе.
— Мадам, утруждайте, сколько хотите. Я весь в вашем распоряжении, — глядя ей в глаза, произнес я.
Она правильно меня поняла, улыбнулась еле заметно и позвала дочь:
— Жюли, иди за мной! Дай руку!
Первой я переправил бонну, утянув за собой, потом перенес на руках повизгивающую от счастья девочку. Предложил второй вариант и маме.
— Нет-нет! — весело отказалась она и протянула мне руку, маленькую и теплую.
Когда она уже была на подрагивающей площадке следующего вагона, оба тряхнуло, жестко лязгнули железяки, женщина вскрикнула и инстинктивно прижалась ко мне, и я схватил ее левой рукой за низ талии или верх упругой ягодицы, ощутив, что под платьем только рубашка, панталон нет. Меня вставило — и дама это почувствовала.
— Без вас я бы упала! — с наигранным испугом произнесла она и при этом опустила глаза, чтобы не встретиться взглядами.
— Нам еще три опасных перехода, так что давайте перейдем на «ты», — предложил я и представился.
— Маэли Юбер, — назвалась она.
Имя совпадало с написанным на карточке на двери купе и было бретонским, поэтому я поинтересовался:
— Из Бретани?
— Родители оттуда, а я выросла в Париже. Сейчас живу в Каире. Мой муж, майор кавалерии, служит там. Летом в Египте слишком жарко, поэтому с дочерью едем в Париж, — рассказала она, идя по коридору вагона «С», и сама поинтересовалась: — Ты из России?
— Так получилось, — шутливо произнес я.
— Говоришь на французском очень хорошо, я даже подумала, что ты из Прованса, — похвалила Маэли.
— В детстве пять лет прожил в Марселе, — соврал я.
После вагона «D» был салон для отдыха — довольно роскошное помещение, примерно треть которого занимал изолированный салон для курения, а на остальном пространстве без перегородок стояли кресла, канапе, столики для игр, шкаф с книгами, полки с газетами на разных языках, ящик с игрушками и даже пианино. Там уже отдыхало несколько человек, успевших позавтракать.
При пересечении последнего перехода, что давалось нам с каждым разом все легче, Маэли сказала:
— Теперь я уже сама смогу перейти между вагонами. Если позавтракаешь быстрее, подожди нас в салоне.
Вагон-ресторан был, как в высококлассном отеле, разве что размешен на маленьком пространстве. Расписной потолок с хрустальными люстрами, большие окна, четырехместные столики по одну сторону прохода, застеленного ковром, двухместные — по другую. Льняные белоснежные скатерти и салфетки. Посуда и приборы — фарфор, хрусталь, серебро. Вышколенные официанты в белых шапочках и куртках, похожих на армейский китель, и синих штанах.
Свободного двухместного столика рядом с четырехместным не было, поэтому я прошел дальше, почти к кухне. Меню довольно обширное и имелась возможность заказать, чтобы приготовили, что угодно еще. Я по утрам ем мало, поэтому выбрал устриц, «японский жемчуг» — крупный рис. отваренный в консоме — осветленном курином или говяжьем бульоне, цветную капусту гратен (запеченная до золотистой корочки) и стакан свежевыжатого апельсинового сока с английским шоколадным печеньем дайджестив. Поскольку официант заверил меня, что устрицы с юго-запада Франции, попросил к ним белое вино совиьон блан из Пуйи-Фюме, у которого легкий запах дыма. Типа сидишь на берегу моря у костра…