Навстречу приключениям

– Это небезопасно, – возразила Инжир, когда Рафи вскрикнул и метнулся обратно. – И мы не сумеем добраться до дома засветло, если не выдвинемся сейчас, а если мы не сумеем добраться до дома, то доктор Грин подпишет бумаги на продажу острова, – Инжир подтянула ноги к себе, обвила их руками и спрятала лицо в коленях. – Хотя теперь это неважно, ведь я потеряла сокровище. Я всё испортила.

А затем Инжир заплакала.

Милтон всё ещё лежал на спине, и в этот печальный миг великолепное голубое небо показалось ему столь же неуместным, как нестройные ноты в песне Тугоухого соловья. Они так далеко зашли. Стольким рискнули. Открыли своё сердце острову, и остров открыл своё сердце им. А теперь сокровище превратилось в речной мусор и плыло вниз по течению прямо в огромный, бесконечный океан.

Они не смогут спасти остров. Всё было кончено.

И Милтон тоже заплакал.

Он лежал в грязи на берегу реки, находящейся за тридевять земель от его дома, и плакал. Он плакал, потому что это был гадкий год, худший в его жизни. Плакал, потому что думал, что гадости закончились, но… оказалось, что это не так.

Наверное, что бы он ни сделал – изменил имя, переехал на почти необитаемый остров, откопал спрятанное сокровище, – быть выдающимся – это то, что навсегда останется для него недоступным. Наверное, ему суждено прожить Самую Совершенно Ужасно Кошмарно Гнусно Гадчайшую Жизнь Всех Времён.

Но затем Милтон повернул голову и увидел, как трясутся плечи Инжир, услышал её тихие всхлипывания, и ему показалось, что его сердце сдавили и выжали из него все соки, а затем опять наполнили. И так снова и снова.

Год был гадкий. Потеря путеводителя была гадкой.

Но тем не менее случилось и нечто выдающееся.

Случилась Инжир.

И да, с одной стороны, казалось, что для Милтона П. Грина практически всё осталось по-прежнему. Он снова оказался в грязи и снова потерпел поражение. Но с другой – сам Милтон П. Грин изменился. Он знал, что это так.

Он не чувствовал себя Морским Ястребом. Не чувствовал себя Птичьими Мозгами. Он чувствовал себя как некто средний, и этот некто средний Милтон не собирался сдаваться. Он собирался пережить эту гадость. Ведь там, по другую сторону, независимо от того, близко она или далеко, его ждало нечто выдающееся.

– Мы всё ещё можем это сделать, – тихо сказал он. – Мы можем спасти остров.

Инжир судорожно вздохнула и вытерла глаза рукавами.

– Что ты хочешь сказать? – спросила она. – Нет, не можем.

– Можем, – заявил Милтон, с трудом приподнимаясь на локтях. – Завтра утром мы сможем убедить дядю Эвана пойти с нами к баньяну, туда, где сворачивается лоза. Мы можем рассказать ему о Мистере Ворчуне и обо всём, что видели.

– Я могу показать ему клубок шерсти, который дала мне одна из тех странных обезьянок-котиков, – предложил Гейб.

Он показал влажный комочек жёлто-сине-зелёной шерсти.

– Разумеется, можешь, Гейб! – воскликнул Милтон. – Мы зашли слишком далеко, и что касается меня, я не собираюсь бросать экспедицию, когда мы так близки к её завершению!

Он поднялся на ноги, выпятил покрытую жилетом грудь, поправил насквозь мокрое павлинье перо и поднял грязный палец к великолепному голубому небу.

– Приключения ещё не закончились! Вперёд, навстречу приключениям!

Глава 62

Последние секреты

В фантазиях Милтона это заявление должно было быть встречено бурными аплодисментами и овациями. Ведь оно было (по его мнению) очень вдохновляющим.

Реакция Гейба оказалась удовлетворительной. Он прокричал:

– Есть, мой капитан! – и сделал сальто в грязи, чтобы отпраздновать.

Но Рафи лишь сказал:

– Надеюсь на это, Морской Ястреб.

Инжир только устало кивнула, а когда поднялась на ноги, то двигалась так, будто плечи ей всё ещё оттягивал канувший в реку рюкзак.

Милтон постарался не принимать это на свой счёт. Он надел рюкзак на плечи, и когда они двинулись в путь, он шёл во главе группы.

Ну, он шёл во главе примерно пять минут. Милтон понятия не имел, в какую сторону идти, и чувствовал себя так, будто его тело наполнено слизью, а не костями и мышцами, поэтому в итоге удовольствовался тем, что замыкал это мягкое и очень влажное шествие.

Солнце уже начало садиться, когда они наконец-то дошли до стены из лозы Тайноявия. Инжир подвела их к тому месту, через которое они с Милтоном прошли вчера утром (возможно ли, что это случилось только вчера утром?!). И хотя все были совершенно измотаны и это оказалось не то триумфальное возвращение, на которое они рассчитывали, мысль о том, что они почти дома, была так же сладка, как запах Солнечных бутонов.

Рафи шёл впереди и замешкался лишь на миг, прежде чем шагнуть к блестящей зелёной лозе.

– Я не хотел переезжать на этот остров, – сказал он, – но теперь я даже рад, что мы это сделали.

Как и в прошлый раз, свисающая лоза расступилась, разошлась, пропуская четырёх исследователей джунглей дальше.

Гейб, пританцовывая, вышел вперёд следующим, улыбаясь своей беззубой улыбкой.

– Я ем свои козявки, – радостно поведал он. – Я съедаю их все. Всегда. Потому что они вкусные.