Не буди дьявола

Гурни посмотрел на Кайла: тот на фут отодвинул свой стул от стола и, кажется, разглядывал пятно на полу. Потом перевел взгляд на Мадлен: она смотрела на него с тревогой, и от этого ему стало не по себе.

Он в недоумении развел руками:

– Что я такого сделал?

– Подумай, – сказала Мадлен. – Подумай и поймешь.

– Кайл?

Тот посмотрел на Гурни и слегка пожал плечами:

– Похоже, ты до смерти ее напугал.

Гурни нахмурился:

– Чем? По телефону кому-то сказал, что в версии ФБР есть брешь?

Кайл не ответил.

– Ты ведь сделал не только это, – тихо сказала Мадлен.

– То есть?

Она не ответила и принялась убирать со стола посуду.

Гурни повторил свой вопрос, обращаясь к пустому пространству между Мадлен и Кайлом:

– Что такого ужасного я сделал?

На этот раз Кайл ему ответил.

– Ничего ужасного ты не сделал, и вообще ты не специально, но… По-моему, у Ким создалось впечатление, что ты хочешь развалить весь ее проект.

– Ты не просто сказал, что там есть маленькая брешь, – добавила Мадлен. – Ты имел в виду, что все это дело расследовалось неправильно, мало того, что ты собираешься это доказать. Иными словами, не оставить от этого дела камня на камне.

Гурни глубоко вдохнул.

– У меня была причина так себя вести.

– Причина? – Мадлен это, похоже, насмешило. – Кто б сомневался. У тебя всегда найдется причина.

Гурни на секунду прикрыл глаза, как будто в темноте ему было легче совладать с собой:

– Я хотел огорчить Холденфилд, чтобы она связалась с одним агентом ФБР, непробиваемым типом по фамилии Траут, – чтобы она огорчила его и он захотел бы со мной встретиться.

– С чего бы ему этого захотеть?

– Чтобы выяснить, правда ли я знаю про это дело что-то такое, что может доставить ему неудобство. А у меня появился бы случай выяснить, не знает ли он чего-нибудь такого, что не сообщалось широкой публике.

– Что ж, если твоя стратегия – огорчать людей, то ты преуспел. – Мадлен указала ему на тарелку с рисом и креветками, все еще полную: – Ты будешь доедать?

– Нет. – Ответ его прозвучал неожиданно резко, и он добавил: – Не сейчас. Я, наверное, выйду подышать, может, в голове прояснеет.

Гурни прошел в прихожую и надел легкую куртку. Выходя через боковую дверь навстречу густеющим сумеркам, он услышал, как Кайл что-то говорит Мадлен: негромко, неуверенным голосом, неразборчиво.

Гурни расслышал только два слова: “папа” и “сердится”.

Пока Гурни сидел на скамейке у пруда, совсем стемнело. Тоненький серп луны, проглядывавший из-за густых туч, позволял лишь едва-едва различать, что вокруг.

Вернулась боль в руке. Она накатывала приступами и, похоже, не зависела ни от положения, ни от сгиба в локте и напряжения мышц. Она еще больше усиливала раздражение от слов Холденфилд, от его собственной склочности и от поведения Ким.

Он понимал две вещи, и эти две вещи противоречили друг другу. Во-первых, залогом его профессионального успеха всегда была спокойная, безукоризненная объективность. Во-вторых, эта самая объективность сейчас была под вопросом. Гурни подозревал, что слишком медленное выздоровление, чувство собственной уязвимости, ощущение, что его выпихивают на обочину – страх утратить свою значимость – вызывали в нем беспокойство и злость, которые могли повлиять на его суждения.

Он потер предплечье, но боль не утихла. Похоже, ее источник был где-то в другом месте, возможно, в защемленном нерве в позвоночнике, а мозг перепутал место воспаления. Как со звоном в ушах: какое-то неврологическое нарушение мозг интерпретировал как гулкий металлический звук.

И все же, как ни грызли его сомнения и неуверенность, он мог бы побиться об заклад, что в деле Доброго Пастыря есть что-то ненормальное, что-то в нем не сходится. Его чуткость к разного рода противоречиям никогда его не подводила, и теперь…

Мысли его прервал звук, похожий на звук шагов, донесшийся, кажется, со стороны амбара. Обернувшись, он увидел пятно света, движущееся по пастбищу между амбаром и домом. А присмотревшись, понял, что это огонек фонарика: по тропе кто-то спускался.

– Пап! – послышался голос Кайла.

– Я здесь, – отозвался Гурни. – У пруда.

Луч фонарика забегал, отыскал его.

– А здесь ночью нет зверей?

Гурни улыбнулся.

– Им не резон с тобой встречаться.

Через минуту Кайл подошел к скамейке.

– Ты не против, если я с тобой посижу?

– Конечно, – Гурни подвинулся.

– Елки, ну и темень, – с другой стороны пруда донесся звук: в лесу что-то упало. – Черт! Что это было?

– Не знаю.

– Ты уверен, что в этом лесу нет зверей?

– В лесу полно зверей. Олени, медведи, лисы, койоты, рыси.

– Медведи?

– Черные медведи. Обычно они безобидны. Если без детенышей.

– И что, настоящие рыси?

– Одна или две. Иногда я вижу их в свете фар, когда еду вверх по холму.

– Ого! Тут у вас совсем глушь. Никогда не видел настоящую рысь.

Кайл с минуту помолчал. Гурни хотел было спросить, о чем он думает, но он сам продолжил:

– Ты правда думаешь, что в деле Доброго Пастыря следствие что-то упустило?

– Возможно.

– Когда ты говорил по телефону, ты казался вполне уверенным. Поэтому Ким так забеспокоилась.

– Понимаешь…

– Значит, ты считаешь, что все ошиблись?

– Ты много знаешь об этом деле?