Вера иной раз чертовски упрощает жизнь, а порой она же ее усложняет. Я ничего не имею против христиан, все, в ком живет некая страсть, достойны уважения, но я сегодня на самом деле атеистка. Я скорее соглашусь с Фолкнером, что «праздность порождает все наши добродетели, наши самые приемлемые качества: созерцательность, спокойствие, лень, ненавязчивость, хорошее пищеварение, как физическое, так и духовное…»
Я обожаю деревню, я там выросла, жила до пятнадцати лет и часто туда возвращаюсь. Я люблю воздух, он мне необходим, люблю траву, люблю ездить верхом, гулять километрами, никого не видя, люблю реки, запах земли. Я оттуда, от земли.
Я всю жизнь мечтала иметь собственный дом в деревне, чтобы в нем было много комнат, больших комнат… иметь пристанище, свой порт, где можно бросить якорь. Я не боюсь умереть, но стоит мне подхватить насморк, я пугаюсь… И я люблю только старые дома.
Дом в Экемовиле – единственное, что мне удалось сохранить. Все утекает у меня сквозь пальцы, выскальзывает из рук. Этот дом я купила как-то сдуру, да так он у меня и остался. Ветхий, продуваемый ветром, но красивый, приятный, уединенный. Это дом XIX века, длинный, просторный, в нем много комнат. Раньше он принадлежал Люсьену Гитри[26]
, он о нем пишет; Альфонс Алле[27] тоже упоминает о нем в своих книгах. И потом, у меня прекрасные отношения с животными. Всегда у меня были собаки, кошки. Ах! Эти собаки, с ними никогда не получается погреться у камина, они занимают лучшие места. А однажды вечером мы были с друзьями в ночном клубе на Монпарнасе, и помню, там был номер с дрессированными собачками. Юки (пес неизвестной породы, выбранный в приюте Общества защиты животных, которого я любила и потеряла), допущенный в заведение по особой протекции, до тех пор мирно спал, положив голову мне на колени. И тут он, вдруг проснувшись, вспрыгнул на сцену и стал гоняться за своими учеными коллегами. Это было изумительно.Однажды, уже давно, мне подарили коня: Пинпина. Он грустил. Для компании я купила ослика. Но вот Пинпин умер, и тут уже захандрил ослик. Я купила другую лошадь, которая, в свою очередь, после смерти ослика смертельно заскучала. Я купила другого ослика… Сегодня эта парочка неразлучна, как Лорел и Харди[28]
.Я очень люблю музыку. Я из тех людей, у которых слух развит лучше зрения. Мне в жизни нужен звуковой фон, и какое это прекрасное изобретение – проигрыватель. Музыка доступна в любое время, можно наслаждаться ею весь день. А вот чтобы наслаждаться живописью, надо посещать музеи, куда-то идти, смешиваться с толпой, прятаться от смотрителя, закурив сигарету… тут моя лень пересиливает. И потом, у меня в голове есть свой воображаемый музей, воображаемые краски. Когда пишу, я создаю собственные картины. Но как, спрашивается, создать у себя в голове музыку? Симфонии у себя в голове, ложась вечером спать, я не слышу. Зато закрывая глаза, даже чуть прищурившись, вижу солнышки.
Моя страсть – Моцарт, и есть еще эпизодические страсти: Брукнер, Малер, опера. Когда я слушала «Травиату» в Нью-Йорке, во мне как будто что-то щелкнуло. Кстати, у меня есть картина, которая так и называется: «Вечер в опере», смешная такая. Она не представляет никакой ценности, как, впрочем, и все мои картины. Есть еще одна, я очень ее люблю, на ней изображен голландский обед. Но у сотрапезников такие глаза… они точно сумасшедшие. Ну совершенно «зинзин»[29]
. Я заказала медную табличку, как в музеях, с надписью: «Обед у Ван Зин-Зинов». И нашлись люди, которые, увидев ее, многозначительно говорили мне: «О, у вас есть Ван Зин-Зин!» Веселая история, правда?Я знаю, что значит быть деревом, давшим новый побег: иметь ребенка.