(Не)случайная для принца

Его высокомерия хватило на то, чтобы потребовать плату за испорченную рубашку?! Сколько бы она не стоила, все равно не сможет сравняться с моим самоуважением. Пусть в своем высокородном кругу выдвигает такие требования, раз у них это норма, а в мой низкородный круг со своим уставом не лезет.

И зачем я помогла ему перевязать ступни? Пусть бы сидел, заражался. Лишился бы своих длинных ног. Тогда я бы посмотрела, как стал задирать породистую голову.

Я уже раскаивалась в своем порыве, но было слишком поздно — мерзавец думает, что может требовать с меня плату.

Моя ладонь уже была в такой желанной близости от самодовольной физиономии. Наверное, матери так ждут первый крик своего малыша, а я ожидала звон удара. Но Нордгейт оказался проворнее — перехватив за запястье, он заломил руку мне за спину.

Забыв о повязках, я пиналась, брыкалась, даже пыталась кусаться и царапаться, как дикая кошка, но, к сожалению, силы были неравны. Нордгейт просто прижал меня к себе, лишив возможности пошевелиться. Даже стукнуть головой по зубам не могла. Попытка это сделать привела лишь к тому, что глупо ткнулась лбом ему в плечо. Ну почему он такой высокий?!

— А твое самомнение не знает границ, — Нордгейт все-таки запыхался, пытаясь меня удержать. Видимо, я оказала достойное сопротивление. Эта мысль немного подсластила горечь разочарования от того, что не получилось ему врезать. — Действительно думаешь, что я соблазнился тем, как старательно ты демонстрировала свои формы? Извини, но красивым телом меня не пронять. К нему должно прилагаться еще и достоинство, которого у тебя и в помине нет.

Только то, что Нордгейт, обхватив, крепко прижал руки к телу, помешало мне снова попытаться ему врезать. Как же меня бесило его непрошибаемое самодовольство.

— Во-первых, — продолжил он, — оно насквозь мокрое и ты простынешь, а, во-вторых, нам придется провести здесь всю ночь, и спать прямо на песке, чтобы он забился в нос и волосы, как-то не очень хочется. Я предложил бы свою рубашку, но увы… — он умудрился пожать плечами. — Хотя, могу предложить брюки…

Даже в свете костра я видела его насмешливо-наглую ухмылку. Неужели думает, что я мечтаю посмотреть на него без штанов? Тоже мне, счастье. Пусть Голди любуется на его трусы.

— Мы могли бы вернуться к озеру, — прошипела я сквозь зубы, безуспешно брыкаясь в его руках. Казалось, мои тщетные попытки только забавляют Нордгейта.

— Конечно, ты можешь вернуться, — он стоял как вкопанный, даже не покачнулся от моих трепыханий. — Думаю, змеи с радостью тебя встретят, приняв за свою. Но лично я предпочитаю даже твое общество змеиному.

— Мне уже сейчас прыгать от счастья, что ты считаешь меня немногим лучше змей? — яд, сочащийся из моих слов, сделал бы честь любой из них, но все попытки язвить разбивались о невероятное самообладание.

— Надеюсь, что я вызываю у тебя такие же чувство, — совершенно неожиданно для меня, он широко улыбнулся, и в оранжевом свете сверкнули белоснежные зубы.

— Не уверена, — буркнула я и снова дернулась. — Отпусти меня.

— Драться не будешь? Не хотелось бы возвращать тебя в цивилизацию в синяках. Для сплетен хватит и царапин.

«Молчи, Мия, Молчи. Иначе можем ругаться всю ночь. Ему только в радость, а я скоро взорвусь», — повторяла я про себя и помотала головой.

— Приготовлю нам подстилку. Голди, наверное, и не предполагала, во что превратится ее платье.

— Я рад, что ты выбросила из головы все глупости, — теплые объятия исчезли, и Нордгейт отступил на шаг.

— Отвернись, — велела я.

— С удовольствием, — ответил он и действительно отвернулся к океану, будто ничего интереснее непроглядной тьмы в жизни не существовало, и скрестил руки на груди.

Я же принялась торопливо расстегивать оставшиеся пуговицы, чтобы, когда он повернулся, успеть свернуться клубочком, и не дать повода лишний раз позлословить.

Глава 45. Лорэнций Нордгейт. Опьянение

Признаться, ее внезапная вспышка меня удивила.

Мия казалась мне не очень умной, бесхарактерной охотницей за состоянием, поскольку безропотно терпела все мои издевки, вероятно, надеясь покорить кротким нравом.

Но сейчас она открылась с совершено новой стороны — гордой, уважающей себя личностью, не готовой пресмыкаться перед тем, кто сильнее, хоть морально, хоть физически.

И мне это нравилось. Нравилось осознавать, что благодаря моим усилиям, она сломала скорлупу сдержанности, за которой пряталась все это время, как за броней, и показала себя настоящую. И такая настоящая, отвечающая мне со всей пылкостью своего темперамента, она была прекрасна.

Даже поняв, что не сможет освободиться от меня, она упорно продолжала сопротивляться.

А прижимать ее к себе… это отдельная история.

Еще ни разу я не находился с ней в столь тесном контакте. Конечно, отметил хорошую фигуру, но и представить не мог всю ее хрупкость. А в сочетании с упорством и отчаянной решимостью, она производила совершенно ошеломительное впечатление.

Не сказать, чтобы я много выпил, но ее близость была как наваждение, опьянение.