– Сначала замуж выходишь втихаря, потом разводишься точно так же, и приезжаешь к нам горе запивать! Как плохо, так сразу подруги нужны! – бурчит Диана, но на стол накрывает.
– Да ладно тебе, Диан! С кем не бывает! – обнимает меня за плечи Саванна. – Если б она была уверена в нём, она бы рассказала нам о свадьбе и пригласила бы, может быть. А так иногда бывает вот, знаешь, чувствуешь, что человек… так себе. И поэтому не торопишься никому о нём рассказывать.
– Ты, как всегда – зришь в корень, дорогая! – улыбается ей Диана во весь рот.
Неделю спустя, когда я засобиралась с кислой миной «домой» – потому что никакого дома больше нет, а начинать всё сначала нет ни сил, ни времени, ни желания – Диана вдруг предлагает:
– А зачем тебе Ван? Тепло, я знаю. Но никого же там у тебя нет. А если плохо вдруг станет? Оставайся здесь, с нами. Мы с Саванной тебе комнату освободим. Найдёшь работу, освоишься и переедешь. Но так, хотя бы будет к кому прийти… если что.
Мне словно только это и нужно было услышать. Я в слёзы, они утешать, и решение принимается даже не мной, а «само собой».
В январе в новостях стали всё чаще появляться сообщения о новом вирусе, выкашивающем жизни в китайском городе Ухань. Этот факт, мой развод, а также ухудшающееся самочувствие погрузили меня даже не в депрессию, а в чувство непреодолимой тревоги.
Я никогда в жизни не понимала, не читала и уж тем более не сочиняла стихов. Но вот, видно, у каждого наступает момент, когда они вываливаются их тебя сами, хотя ты даже близко не поэт.
Первое к нему (само собой, неотправленное):
Второе к себе:
Я заболела в январе. Вернулись те же проблемы, которые были летом после «отдыха» в Калифорнии. Вначале думала, поправлюсь сама, как и в предыдущий раз, но с каждым днём боли в животе становились всё более пугающими. Пришлось записаться к врачу. Попала я к нему аж в конце февраля и после диагностики была переведена из общего списка ожидания пересадки в срочный. Это уже была середина марта, и в провинции Онтарио, а затем и по всей Канаде объявили локдаун. С одной стороны, запрет на передвижение позволил мне переоформить страховку на Онтарийскую, но с другой, в связи с пандемией сроки плановых операций по пересадке органов, да и не только они, сдвинулись в сторону «неизвестности». Ситуация стала патовой.
Хорошая новость – у меня ещё есть время. Этим временем я обязана аппарату по кличке MARS. Меня подключают к нему каждый день, и он выполняет функции моей печени, пока ситуация не разрешится. Я спрашиваю своего врача:
– Как долго человек может прожить с MARSом?
Мне отвечают:
– Бывает очень по-разному. Это индивидуально.
Соблазн переложить вину на Лео слишком велик, хотя я понимаю: это игры разума. Я всегда знала, что мои часы тикают, но предательская жалость к себе настаивает, что, если бы он не бросил меня, я протянула бы дольше. Формально это я ушла, но все ведь прекрасно понимают, что всего лишь оказала ему услугу. Просто упростила для него эту неудобную ситуацию. И не только для него. Я вообще не уверена, что сама смогла бы пережить этот его «последний разговор» с объяснениями и благодарностями «за всё».
В марте мне запрещают уходить домой даже на ночь. Плохи мои дела. Совсем уже плохи. Моя кожа, наконец-то, не бледная, а почти коричневая. Когда смотрю на себя в больничное зеркало, всегда издеваюсь:
– Разве не этого ты хотела, Лея? Желтушный Калифорнийский загар!
Да. И в придачу к жёлтой коже лимонные глаза и ходунки.