Только сейчас я замечаю на его безымянном пальце кольцо, и мне приходит в голову: какой мужчина носит одинаковые кольца, будучи в браке с разными женщинами?
– Куда-то уезжаешь? – спрашиваю, кивая на чемодан.
– Уже нет, – с улыбкой.
Просыпаюсь в одиннадцать. За окном дождь – мне слышен его шелест по хвое, траве и вечнозелёным кустам во внутреннем дворе. Сквозь окно спальни видно, как собираются и капают с сосновых иголок тяжёлые чистые капли. Ничего не изменилось – ветка на месте, кровать, комната, дом.
В ванной тащусь от коврика под ногами – это я его купила. Ни в каком ни в фешенебельном магазине товаров для дома, а просто в Волмарте. Он был мягкий и уютный – белые и бежевые торчащие колбаски, вяжущие простой узор. Придумают же!
Прекрати чувствовать себя как дома! – одёргиваю себя. Это не твой дом, не твоя ванная. Ты здесь в гостях.
И, как в чужой ванной, я стараюсь ни к чему не прикасаться, пока умываюсь. Умывшись, минут пять гипнотизирую выдвижной ящик под умывальником. И, конечно, здравый смысл проигрывает женскому мазохизму – открываю. Упаковка бритв Gillett – его, зубная паста, упаковка зубных щёток – вынута только одна, два сухих дезодоранта – тоже его, туалетная вода. Всё, больше ничего. А, нет! Вот же – круглая баночка с малиновым бальзамом для губ… ручная работа – я купила его в маленьком прибрежном городке Риомаджоре в магазинчике с сувенирами. А рядом с тем магазинчиком была кофейня с самыми чудесными на вид и волшебными на вкус пирожными. Наверное, я забыла его, когда собиралась – он просто в угол ящика закатился.
Вспоминаю про тампоны. Ещё полчаса гипнотизирую своё глупое отражение в зеркале. Открываю дверцу и… они на месте, в своей коробке, рядом с упаковкой туалетной бумаги и влажными салфетками, которые я же и покупала. Туалетная бумага только другая – эта из Волмарта, а я люблю с медвежонком из Костко, она мягче.
Снизу доносится негромкая возня. Я осторожно спускаюсь, ступая по тёплым деревянным половицам. Вообще, в доме сегодня так тепло и уютно, очень тепло и очень уютно. Наверное, Лео отопление на полную мощность включил. Проверяю термостат на стене в холле – так и есть, почти на максимуме.
Захожу на кухню. Лео стоит ко мне спиной – вынимает из белых пакетов и укладывает в холодильник яйца, сосиски, коробки с ягодами и овощами. Затем открывает соседнюю дверцу и запихивает в морозильную камеру лоток с лососем и контейнер с мороженым.
Самый большой пакет остаётся неразобранным, Лео наклоняется, и я жадно впитываю глазами то, как легко он это делает – как абсолютно здоровый человек, подхватывает его, одной рукой собирает пустые и так же легко распрямляется.
Замечает меня, улыбается, и его лицо становится мягче.
– В магазин ездил, – сообщает, почёсывая за ухом пальцем той же руки, на которой висит пакет. – Холодильник совсем пустой. Доброе утро!
– Да почти обед уже, – возражаю. – Извини. Спала, как убитая.
– Это хорошо, – ещё шире улыбается и переводит взгляд с меня на островок посередине кухни. – Это очень хорошо. Я сейчас завтрак приготовлю. Варёное яйцо и йогурт?
Лео снова смотрит на меня, и мне в его взгляде… тепло. Так же тепло, как в этом доме.
Между нами ничего не было. Просто спали, только я иногда просыпалась – отвыкла от прижатых ко мне рук, ног, груди и сопения у моего уха.
– Варёное яйцо и йогурт.
– Хорошо, сейчас.
Он не говорит: «Садись за стол». Не приглашает. Я не жду, лезу на барный стул сама, вынимаю телефон из кармана, кладу рядом.
Сосна в окне так сильно качается, будто танцует под дождём. Над заливом туман, острова почти не видно, только верхушки елей на склоне под нами.
Лео иногда бросает улыбчивые взгляды, пока варит моё яйцо и жарит себе бекон с яйцами. Потом моет овощи и складывает их в тарелку на столе. Я не помогаю – в гостях же.
– Ты один тут живёшь?
Он вздрагивает и перестаёт улыбаться.
– Один. Конечно.
Хм. Далеко не «конечно». Но ладно.
Потом мы завтракаем, и он немного отходит. Снова часто на меня посматривает и иногда улыбается. Сидим мы почти напротив, но барная стойка узкая – это всё равно, что рядом. Если протянуть руку, чтобы дотронуться до его носа, она даже не выпрямится. В кухне тихо, слышно только, как мы стучим вилками по своим тарелкам, и как сосновая ветка с каждым порывом ветра бьётся о стену наверху, где-то в районе той спаленки, в которой я мечтала однажды поставить детскую кроватку.
– Чай будем пить? – спрашиваю.
Лео сразу поднимается:
– Сейчас чайник поставлю.
– Давай. Чаю попьём… и я, наверное, поеду.
Он замирает с чайником в руке. Оборачивается:
– Куда поедешь?
Хороший вопрос. Ехать мне, если глобально, то некуда. А если в частности, то можно вначале к Каю. А после сориентируюсь. Работу найду. Снова возьму моргидж, правда, цены сейчас на жильё опять растут. Теперь я уже только квартиру потяну, максимум с одной спальней.
Моё молчание – это фактически ответ. Лео отмирает, набирает в чайник воды, включает его и садится на место.