Не верь, не бойся, не проси

Янка закрыла глаза и выпустила его руку. Она не видела, как Яр уходил, но когда шаги стихли, улыбнулась самой себе и глубоко вздохнула. В груди всё ещё ныло. Это состояние уже становилось привычным, потому что его вызывало почти всё, что делал Яр. Но Яр её не прогнал. И, значит, она всё-таки что-то значила.

Выждав какое-то время и дождавшись, пока боль всё же стихнет, она пошла следом.

Яр сидел у камина – как и раньше, на полу, чтобы быть поближе к огню. Правда, на месте изъеденного молью половика, на котором они сидели раньше, теперь лежал пушистый бежевый ковёр.

Свитер Яр тоже надел, хотя в натопленной гостиной в этом не было никакой нужды, и теперь поглаживал предплечья так, будто на самом деле замёрз.

– Ты есть будешь? – спросила Янка и прошла на кухню, но Яр покачал головой.

Тогда Янка вернулась к той части комнаты, где стоял диван, и, опустившись на корточки, протянула руки к огню. Посидела так, давая Яру привыкнуть к своей близости, а затем резко перевернулась и ловким движением оседлала бёдра мужчины. Поймала в ладони лицо Яра и наклонилась вплотную к нему, так что кончик её носа коснулся носа Ярослава.

– Ярик, поцелуй меня. Как тогда.

Яр дёрнулся, пытаясь сбросить её, но он явно слишком нервничал, чтобы применить какой-то приём, и Янка осталась сидеть, где сидела.

– Тш… – прошептала она. Наклонилась и попыталась прикоснуться к губам Яра, но тот тут же отвернулся. – Яр, ты же обиделся, да?

– Я просто не целую шлюх.

Янка не сдержала улыбки.

– Дело твоё.

Она наклонилась и коснулась губами уха Яра. Потом опустилась чуть ниже и, захватив зубами тонкую кожу у самой мочки, чуть потянула на себя. Под бёдрами затвердевала плоть Яра, и сама она ощутила внутри соблазнительный зуд от ощущения этой твёрдости совсем рядом, но Яне было нужно другое.

Она отстранилась и посмотрела Яру в глаза.

– Яр, давай ты хотя бы объяснишь мне, чем я всё это заслужила?

Яр наконец посмотрел на неё и тихо спросил:

– Чем заслужила? А сама ты не знаешь, Журавлёва? Ты когда-нибудь потом думала обо мне?

– Думала, – легко ответила Янка, продолжая смотреть ему в глаза. – Я скучала по тебе. Я не виновата, что отец…

– Не виновата, что отец… – передразнил её Яр. – Ты – маленькая шлюха, Янка. Всегда такой была. Избалованная маленькая шалава. Ты ни во что не ставишь людей – и не ставила никогда. Отец давал тебе всё, и ты привыкла получать всё, что захочешь: игрушки, поцелуи, людей.

– Это не так.– Янка убрала ногу, чтобы снова пересесть на ковёр и отодвинуться от Яра подальше. Яр ничего не понимал в её жизни, и Янка собиралась уже ответить ему, рассказать, как это обидно быть ненужной, выброшенной на другой конец света, но Яр не позволил. Он заговорил сам.

– Я знал, что не надо на тебя вестись. Чёрт, да каким нужно быть дураком… Чтобы гадить там, где ешь.

– У тебя на меня стоял!

– У меня на тебя стоял. Но ты дочь моего друга. Была.

– И что?

– И то! – Яр покачал головой. Встал и подошёл к окну. – Ты знаешь, что совращение несовершеннолетних не прощают даже в тюрьме?

Янка вскочила и, скользнув к окну, прислонилась к стене так, чтобы снова видеть глаза Яра.

– Но ты меня не совращал!

– Я это знаю! И ты это знала!

Янка сглотнула.

– Ты из-за того, что я не сказала? – Янка протянула руку, пытаясь коснуться его щеки, но Яр перехватил её запястье и до боли сжал.

– Так просто, да?

– Да. Я просто испугалась, Яр.

– Просто лишить меня звания. Просто лишить меня работы. Просто вышвырнуть меня на улицу. Для Журавлёвых просто всё.

– Ты что?.. – Янка запнулась. – Яр, ну я же не знала…

– Ты ни хрена не знала! – Яр уже орал. Запястье ныло теперь так, что Янка опасалась, что Яр сломает кость, но выдернуть по-прежнему не пыталась. – Ты не знала, что нельзя спать с мужиками. Ты не знала, что есть закон. Ты не знала, что твой отец чёртов депутат. Что тогда, при Советах, депутатом был, что теперь остался! И на что он способен – ты тоже не знала!

Янка молчала. Она побледнела и просто смотрела на Яра, не зная, что сказать.

Яр выпустил, наконец, её руку – рывком, будто заставляя себя разжать пальцы.

– Ненавижу тебя, мелкая дрянь! – бросил он и, отвернувшись, пошёл к лестнице.

Янка стояла какое-то время, прикрыв глаза, и пыталась успокоить бешено бьющееся сердце, а потом прошептала, уже не надеясь, что Яр услышит:

– Когда ненавидят, не дарят подарки каждый день.

Она последний раз глубоко вдохнула, унимая дрожь в голосе, и пошла во двор – Яра она решила больше пока не трогать.

Несколько часов Янка провела в тире. Стреляла она теперь почти без промаха и больше тренировалась быстро перезаряжать и переключаться с одного оружия на другое.

Стрельба успокаивала – в этом она полностью разделяла увлечение Яра. Теперь уже нравились ей и тренировки по рукопашному бою, которые закончились тогда же, в мае, когда Яру прострелили ногу.

Ей нравилось всё, что бы ни делал с ней Яр, даже если это причиняло боль.

Подумав об этом, Янка невольно обернулась и посмотрела наверх – в окно второго этажа, в котором отражалось закатное солнце. И там, за всполохами солнца, разглядела тёмный человеческий силуэт. Яр наблюдал за ней.