[НЕ]ВЕРНОСТЬ. Что делать, когда не знаешь, что делать

Но когда мы подбежали к нашему вагону, дверь была закрыта. Нас не было минут пять, а дверь вагона уже законопатили, видимо, в надежде, что мы не догадаемся зайти через соседний. Едва мы забежали в вагон, поезд тронулся. Анька была в гневе. Она за секунду прошла вагон насквозь, влетела в купе проводницы и, тряся батончиком «Сникерса», внятно желала той всяческих судебных разбирательств. Проводница слушала, пила чай и делала безучастный вид, хотя было понятно, что она упивается ощущением своей власти над всеми нами.

Вот так мы ехали весь день, а к вечеру все наши ребята наугощались изрядной дозой алкоголя и достали гитару. Проводница приковыляла к нам в плацкарт, ощерилась и зашипела что-то на своем змеином. Анька зашипела на нее в ответ. Создавалось ощущение, что они обе учились на факультете Слизерин, откуда и подчерпнули все эти лингвистические умения. На этом шипении диалог с владычицей вагона оборвался, и наши ребята куда-то ушли. Стало совсем скучно. Поезд дернулся и остановился. За окном – лес и тьма. Видимо, какая-то маленькая станция. Наверное, даже стоянки не будет.

– Здесь можно выйти? – аккуратно спросила я, заглянув в купе к проводнице.

Проводница поджала губы и всем своим видом показывала, что выходить нельзя. Настолько нельзя, что она опять закроет дверь, как только я выйду из вагона. Но вдруг ее узкие губы разомкнулись, и из недр рта прозвучало:

– Только быстро! Стоянка – пять минут.

Я вышла из вагона. Ну как вышла. Не целиком. Спустилась на одну металлическую ступень и остановилась в дверях вагона. Сделала я это на тот случай, если проводница опять замыслит свой внезапный саботаж. В темноте полузаброшенного перрона слышались какие-то тихие разговоры. Видимо, кто-то из соседних вагонов все-таки рискнул прогуляться. Закутавшись в полушубок из полинявшего енота, я стояла там, на подножке, закрыв глаза, и вдыхала ночной воздух.

– Помочь? – раздался приятный мужской голос откуда-то из темноты перрона.

Я открыла глаза и увидела улыбчивого парня в сером пальто. Он любезно протянул руку, как бы приглашая меня спуститься с опасно шатающейся лестницы на платформу. Голубые глаза, темные коротко стриженые волосы и гладко выбритый подбородок. «Ему бы усы – и вылитый Вронский», – подумалось мне.

– Вам бы кудрявые волосы и хоть Каренину играй, – рассмеялся голубоглазый и услужливо предложил: – Давайте помогу.

Вронский отчего-то решил, что меня надо снять с подножки поезда, и, аккуратно подхватив под локоть, потянул к себе. Я отчаянно схватилась за ржавый поручень вагона и замотала головой. Голубоглазый расхохотался и прекратил свои попытки быть джентльменом. Ухмыляясь, он достал из кармана сигареты:

– Курите?

– Нет, конечно! – как-то слишком поспешно ответила я. – И не пью.

Голубоглазый нарочито сокрушенно покачал головой и проговорил:

– Да вы – просто идеальная девушка. У вас есть хоть один недостаток, кроме этого странного полушубка?

– У меня есть муж, – сухо сообщила я новому знакомому информацию, которая, как мне казалось, должна была меня обезопасить от этих всех романтических посягательств с его стороны.

Незнакомец затянулся сигаретой, а потом с усмешкой произнес:

– Повезло вам. А у меня нет мужа… Зато у меня есть невеста.

– Один – один, – пожала я плечом, развернулась и шмыгнула вглубь вагона.

А в глубине вагона уже творилась какая-то суета: Анька надевала джинсы вместо треников, а Эля расчесывала волосы. Создавалось ощущение, что мы уже приехали в Питер.

– Наташ, пойдем, там в соседнем вагоне еще ребята с нашей работы едут, тоже в Питер, наши все там уже с гитарой! – суетилась Элка, подтягивая колготки через юбку. Я взяла со стола кружку с недопитым чаем и потопала за подругами. Проводница стояла в дверях своей норы, по-наполеоновски заложив правую руку за борт пиджака, и победоносно смотрела на то, как спешно мы покидаем насиженные места. Думаю, для нее это была маленькая победа.

Но нам с девчонками было наплевать на нее, мы шли сквозь череду разнокалиберных пяток, которые свешивались со всех верхних полок, через насквозь прокуренный тамбур. И вот, наконец, зайдя в очередной плацкарт, мы услышали равномерное: «пой, златая рожь, пой кудрявый лен», разложенное на несметное количество пьяных голосов. Анька внезапно возликовала и кинулась с кем-то обниматься в припадке дикой ностальгии. Эля скромно сказала «здрасссстье» и, незаметно подтянув колготки еще раз, примостилась на край нижней полки, вынудив пятерых человек, которые сидели там же, сдвинуться к окну. Аньку и Элю тут все знали, я полагаю, они были самыми популярными девчонками в челябинском филиале. Я такой популярностью не обладала, я обладала только кружкой чая, поэтому стояла бочком в проходе и потихоньку взглядом ощупывала не особо знакомые мне лица. Вдруг откуда-то сзади знакомый голос воскликнул:

– О, привет, Каренина!

Мне даже не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, кому принадлежит этот голос. Я расплылась в улыбке и, медленно развернув корпус вместе с головой влево, произнесла:

– Рада вас видеть, господин Вронский.