Не властью единой

– Его вообще-то Глебом зовут, а Кикиморник – ватажное прозвище. Там много кикиморников, и болотники есть, и водяники… да кого только нету. А Глеб – славный парень! Много чего у нас на заказ брал.

Супруга лешака-кикиморника Глеба оказалась особой приветливой и многодетной, хотя и выглядела довольно молодо – лет на шестнадцать. Зато детей кругом было – мал-мала меньше! Двое мальчишек-близнецов лет по пяти, белобрысые – в маму, еще девочка лет трех-четырех – у этой волосики потемнее, папины, и еще один малыш деловито пускал слюни в зыбке из дубовой коры. Если старшим и вправду – пять (а примерно на этот возраст близняшки и выглядели), то тогда выходит, вовсе не шестнадцать лет Глебовой женушке, а уж по крайней мере девятнадцать-двадцать. Что, в принципе, то же самое, шестнадцать – двадцать – какая разница-то? Это в будущем в шестнадцать еще школьница, а в двадцать – возможно, уже и супруга, и мать, а здесь свои резоны.

Звали многодетную мамочку Спиридоной…

– Дьячок наш так окрестил, – с улыбкой поведала юная женщина. – Питирим. Хороший был человек, жаль – умер.

– Так мы у вас заночуем?

– Конечно! Посейчас, детей покормлю – на стол спроворю. А то покуда еще Глеб придет.

Невысокого роста, худенькая, Спиридона являла собой тот тип маленьких русских женщин, что до самой старости кажутся подростками, едва кончившими школу. Вздернутый носик, веснушки, обаятельная, немного смущенная улыбка, белые как лен волосы забраны затейливо повязанным платком из узорчатой ткани. Забраны не до конца – пряди на лоб спадали, и видно было, что сделано так сноровку, чтоб и волосы красивые показать, и соблюсти какие-никакие приличия – негоже замужней даме без головного убора!

– Да вы, голубушка, занимайтесь своим делом, а мы пока на дворе посидим. Да на село посмотрим.

– Ну, как знаете…

Крынку холодного молочка Спиридона все же поставила гостям сразу, не поленилась, сбегала на ледник, устроенный во дворе за амбаром. Холодненькое-то в жару – самый раз.

Испив, гости поблагодарили хозяйку и вышли во двор. Уселись под старой ветлою, в теньке, так чтоб через плетень видно было почти все селение, аж до самой церкви. Жаль, нельзя было просто пройтись – в те времена так не поступали, негоже, чтобы чужаки по селу шлялись безо всякого дела. Больно уж подозрительно: явились черт знает кто, черт знает зачем и черт знает откуда, бродят везде, что-то высматривают. А может, им промеж глаз? За ушко – да на солнышко, на правеж? Вдруг да что дурное умыслили?

Так что не выходили, сидели, ловили на себе косые взгляды проходящих мимо плетня людей.

Вообще-то не худо было б навестить сына боярина Журавля Юрия… о котором Миша пока знал только со слов Тимофея Кузнечика.

Юрий прямым родичем Тимофею не был, но два боярина – Сан Саныч Журавль и отец Тимки Данила-мастер – были дружны с самой юности и почти никогда надолго не расставались, так что и Тимка почитал сына Журавля за старшего брата. Да их частенько так и называли промеж собой – Старший и Младший. Вот только с Юрием приключилась беда страшная. Раньше еще. Родился он далеко, так далеко отсюда, что Тимофей, даже зажмурившись, не мог представить, где это. Далёкое Булгарское царство на широкой Итиль-реке, где шумят большие богатые города, где делают плоское оконное стекло – невидаль! – где много всего… Именно оттуда родом были и Тимкина мать, и дед, и ещё мастер Дамир. Почему оттуда пришлось быстро уносить ноги, они не рассказывали, но вот во время этого побега упал с коня и покалечился совсем еще тогда маленький Журавлёв Юрка. Матери же его уйти не удалось…

Как понял Миша из бесед с Тимкой и вот сейчас – с Горынкой, – после исчезновения боярина Сан Саныча Журавля и Данилы-мастера здесь, в Погорынье, установилось классическое двоевластие. Совсем как в России весной и в начале лета 1917-го. Временное правительство (еще князя Львова, пресловутый Александр Федорович Керенский тогда был просто министром юстиции) и – Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов (в то время еще в основном эсеро-меньшевистский). Как тогда говорили: Временное правительство – власть без силы, а Совет – сила без власти. Михаил невольно усмехнулся, вспомнив своего преподавателя истории КПСС и обязательный реферат о социальной сущности двоевластия. По работе Ленина, само собой…

Вот не зря вспомнил! В том-то и дело, что эпоха двоевластия имеет свойство очень быстро заканчиваться, и тут уж – кто смелей, у кого штыков больше, кто не боится кровушку проливать.

Юрий еще ребенок, по сути – наследный принц в вотчине отца, если уж так-то. Власть без силы. Подтянувший к себе большую часть лешаков Тороп – сила без власти. Полномочия старосты с наследным принцем равнять не будем!

Глеб явился домой уже в сумерках, когда невдалеке, на околице местные юные девы затянули песни. То и дело доносились оттуда раскаты бурного хохота да залихватский посвист свирели. Веселилась молодежь, чего уж! Хоть какие времена на дворе.