Не властью единой

Уложив детей, сели вечерять. Пареная репа, огородная зелень, огурцы, похлебка из щавеля со ржаным квасом. Вкусно – не оторвать. Мяса на столе не было – пятница, постный день.

Неспешно текла беседа. Главный гость и хозяин беседовали о своем, остальные лишь робко поддакивали, как и должно быть.

– Тот нож, что ты мне подарил, друже, до сих пор у меня. Не стачивается!

– Ну, так ведь!

Сотник незаметно – под столом – пнул Коваля в ногу. Тот вздрогнул и сразу же переменил тему:

– Ой… спросить хочу – вот есть сила, а есть власть…

Вопрос о социальной сущности двоевластия в одном отдельно взятом селении вызвал у хозяина нешуточный приступ хохота:

– Ой, уморил, Горынко! Поди разбери, у кого тут власть, а у кого сила? Примерно поровну все – вот так! Тороп, может быть, чего б и хотел, да дядьку Медведя боится. А Медведь – с Юрком вместе правят! Тороп-то лишь староста. Сегодня он, завтра – другой…

Ну да, ну да – вот они, перипетии выборной власти!

– Ну-ко, други, давайте-ка бражицы!

Глеб потянулся к кувшину… Тут вдруг во дворе вскинулся, залаял пес. Днем-то его держали за баней, в будке, а вот на ночь сажали на цепь у самых ворот. Опасались. Значит, и впрямь – спокойствие в селе было лишь кажущимся.

– Гле-еб! Глебушко! – позвали со двора, когда пес успокоился – видно, кого-то признал.

– Свои, – вставая, улыбнулся лешак. – Макар Карасев сын, сосед, мужик справный… Заходи, заходи, Макар. Откушаешь с нами? Ого! Да на тебе лица нет! Случилось что?

– Случилось, Глебушко… – Макар – сутулый мужик лет тридцати с лишком – со вздохом снял шапку. – Ох случилось… Юрия нашего убитым нашли! С ним и дядько Медведь – тоже.

Глава 6

Земли Журавля, август 1128 г.

– Побегу посмотрю! – тут же засобирался Глеб. – А вы тут сидите. В Журавлевы хоромы чужих сейчас не пустит никто.

Сказал, подпоясался – ушел. Вместе с соседом, Карасевым Макаром. Во дворе жалобно заскулил пес.

– Вот ведь, – глянув в оконце, покачала головой Спиридона. – Псинище, а понимает – недоброе что-то случилось, да… Ну, я пойду, детушек уложу, а вам постелю на зини́.

«На зини», с ударением на последний слог, означало – на полу. На случай припозднившихся гостей у каждой хозяйки имелась пара-тройка матрасов, сшитых из старой сермяги и накропанных свежей соломою. Их вот обычно на пол и стелили.

– Ну, мы, верно, хозяина дождемся все же, – сотник пригладил бородку. – Узнаем все новости, а уж потом и спать.

Горынко согласно кивнул.

– Так вы его и до утра прождете, – обернулась склонившаяся над зыбкой хозяйка. – Ложитесь. Как Глебушко придет – разбужу.

Вообще-то, наверное, хорошо бы было самим на все посмотреть. Только вот уже не сегодня – темно, не видно ни зги, что там, в темноте, разберешь? Тем более в чужих незнакомых местах. А на место происшествия – Глеб правильно сказал – чужаков не пустят.

Интересно, кто там сейчас? Парни Медведя, старосты Торопа людишки… Тиун да с ним пара писцов для разбора дела. Простых зевак пустят вряд ли…

Миша покусал губу – что остается? Хозяюшку разговорить.

– Разговорим, – улыбнулась Добровоя. – Она, похоже, женушка разговорчивая. Как те, что у колодца у нас…

Дети уснули почти сразу, не капризничали, видать, умаялись за день. Спиридона достала с полатей матрасы, постелила – горница сразу же наполнилась вкусным запахом просушенного на летнем солнышке сена.

– А вы, хозяюшка, мужа ждать будете? – тихо, чтоб не разбудить детей, осведомился Миша.

Хоть и просторная горница, а всего одна – не хоромы боярские! Если в такой большая семья живет – а так почти повсеместно случается, – то тут от своих никаких тайн нет. В том числе – сексуальных. Чем мамка с папкой да свояк со свояченицей в постелях занимаются – ни для кого не секрет. Так еще и в девятнадцатом веке крестьяне жили, да что там в девятнадцатом – еще и в двадцатом, в шестидесятых годах. Тогда тоже никаких перегородок в горнице не было – ну, шкаф там поставят или легкие занавески повесят. Потому как ежели дом на комнаты перегородить – как тепло-то пойдет? Печь-то одна, в крайнем случае две – еще круглая, «голландка».

– Давайте-ка на ночь сбитню, – постелив, Спиридона поставила на стол крынку. – И киселька…

Большая деревянная миска с синим черничным желе – «киселем» – уже была наполовину съедена, что никого из присутствующих ничуточки не смущало. Хозяйка взяла нож, разрезала кисель на квадратики, вручила каждому по ложке – естественно, деревянной.

– Вкусно, – заедая кисель калачом, похвалил Горынко. – Тут ведь почти все или под Торопом, иль под Медведем ходят? А Юрий?

– Юрий и Медведь – вместе, – Спиридона облизала ложку. – Юрий – боярич, наследник. Все земли тут – его. Ну, почти. Старосту же – сам помнишь – общество выбрало… Ну, когда боярин Журавль пропал.

– А теперь что будет? – поставила кружку Добровоя. – Староста всю власть под себя возьмет?