Я остаюсь внизу, надо закончить глажку и убраться на кухне. Когда поднимаюсь к себе, в доме стоит полная тишина, только половицы скрипят под ногами. Открываю дверь в комнату Робби, вхожу на цыпочках. Впрочем, его сейчас пушкой не разбудишь, спит без задних ног. Разбросал руки и ноги по всей кровати, как морская звезда, одеяло сброшено, на полу куча одежды. С минуту гляжу на него, потом крадусь в комнату Лорен. Она тоже крепко спит, тихо посапывая, свернулась калачиком на самом краешке кровати, остальное место занимают ее мягкие игрушки: у нее целый зверинец, кого тут только нет, от пушистого коричневого крота до тигра больше ее самой. Когда в гости приходят подруги, она прячет их в шкаф, а как только они уходят, снова достает и раскладывает на кровати, накрытой пуховым одеялом. Как и большинство детей, она в чем-то опередила свой возраст, кажется совсем взрослой, а в чем-то, наоборот, еще совсем ребенок. Это касается учебы, например, знает больше, чем ее сверстники, а также хорошо бегает, легконогая и довольно сильная, но в остальном, и физически, и эмоционально, она совсем еще маленькая.
Осторожно целую ее в лоб, приглаживаю волосы. Она переворачивается во сне на другой бок, приткнувшись к горилле и короткошеему жирафу. Крадусь обратно и вдруг замечаю на ее столе кучку изорванной в клочки бумаги. Открываю дверь пошире, свет из коридора падает прямо на стол. Это альбом и газетные вырезки. Она порвала в клочки фотографию, где мы сняты втроем перед церемонией вручения премии. Мой газетный снимок, опубликованный несколько месяцев назад, тоже изуродован: из него торчит красная ручка, глаза выколоты и рот разорван.
14
На следующий день встаю, как всегда, в половине седьмого и полчаса принимаю душ, одеваюсь и готовлюсь к предстоящему дню. Меня все еще беспокоит вчерашняя реакция Лорен, и я очень надеюсь, что она успокоилась, – по утрам действительно многие вещи видятся совсем в другом свете. Едок она у нас не очень, но на завтрак обожает оладьи, так что быстренько взбиваю жидкое тесто, иду наверх к комнате Робби и стучу в дверь:
– Пора вставать, сынок! – (Никакого ответа.) – Я жарю оладьи!
– Сейчас!
Слышно, как скрипят половицы.
– Будут готовы через пять минут.
Делаю глубокий вдох, иду к комнате Лорен. «Веди себя как всегда», – уговариваю сама себя.
– Лорен, уже семь часов! Пора вставать! – (Ответа нет.) – Можно войти?
Снова молчание, поворачиваю ручку, просовываю голову в комнату и вижу сначала пустую постель, а потом и Лорен. Она сидит за столом, на ней школьная форма, волосы причесаны, на полу у ног портфель.
– Ты уже встала? Молодец! – Я вхожу в комнату. – На завтрак будут оладьи.
Она на меня не смотрит. Не отрывает глаз от изорванных газетных вырезок.
– Лорен, мне очень жаль, ты прости меня. – Я сажусь на корточки рядом с ней и заглядываю в глаза. Лицо у нее несчастное, мрачное. – Понимаю, ты разочаровалась во мне. – Протягиваю к ней руку, она уворачивается. – Лорен…
– Я хочу к папе.
– Понимаю, тебе больно.
– Я хочу к папе! – кричит она так громко, что от неожиданности я сажусь на пол.
Лицо светится отчаянным вызовом, и я вижу, что взяла неверный тон, не надо было извиняться, просить прощения. Похоже, она всю ночь не спала, мучилась, злилась и расстраивалась. Я встаю на ноги.
– Через пять минут завтрак будет на столе.
Выхожу из спальни, не закрывая двери, спускаюсь на кухню, еще раз сбиваю жидкое тесто, и нервы постепенно успокаиваются.
Через несколько минут появляется Робби, падает на стул.
– Что, Лорен все еще дуется?
– Похоже.
– Ничего, пройдет, – говорит он, наливает в тарелку молоко и добавляет хлопья. – Подуется и перестанет. Конечно, для нее это не фунт изюму.
– Дело в том, что в ее возрасте родители кажутся чуть ли не ангелами, а тут… Сначала папа, а теперь вот я. Оба отличились. – Я лью тесто на сковородку. – Особенно я. Она заявила, что хочет уйти из дома и жить с папой.
– Да ну! – Он сует в рот полную ложку хлопьев. – Она ненавидит бывать там. Эрика строгая, все по правилам, музыки никакой, кроме классической. Словно на похоронах.
– Мне кажется, теперь Лорен считает это меньшим злом.
– У нас остался тот вкусный сливочный крем?
– Кажется, да. – Я достаю из холодильника баночку, передаю ему.
– Попробую выманить. Должна клюнуть на оладьи.
Иду следом, стою возле лестницы, слушаю, как он уговаривает ее спуститься позавтракать. Ее ответов не слышу.
– Выходи же, Лорен. Хватит дуться. – (Пара секунд тишины.) – Да мама просто ошиблась, с кем не бывает. Это еще не конец света. Она же наша мама.
Проходит почти минута. Потом снова слышится голос Робби:
– Всем иногда приходится обманывать! Чем мама хуже других? – (Снова пауза.) – Ты же так любишь оладьи. Со сливочным кремом. Идешь или нет?