Не забудьте выключить телевизор

Во все стороны расширялось изумрудно-золотистое поле. Не было видно ни земли, ни неба. В глаза струился нестерпимый свет. Повсюду был центр; поле нигде не кончалось. Не было горизонта, чтобы очертить его границы. Солнце словно растворилось в лучах, но то, что он видел, было Солнцем. Морская свежесть захватила Русинского. По-прежнему щурясь на свет, он отклонил ладонь от глаз и обнаружил, что блеск не тревожит, а напротив, приводит его чувства в порядок.

Из воздуха неспешно выступила человеческая фигура. Перед Русинским возник сияющий ангел в золотисто-изумрудном, под цвет небес, камуфляже. Мощный корпус его препоясала портупея. На левом боку сверкал меч, на правом поблескивала походная офицерская планшетка. Рядом появились двое безмолвных в том же убранстве, но исходивший от них свет был менее глубоким, режущим, острым. Голова ангела была лишена растительности; сопровождающих украшали хипповский хаер и дремучие волховские бороды. Каждый держал в руке по золотому трезубцу. Смотреть на оружие можно было только в солнцезащитных очках: вполне определенно слепило глаза.

Русинскому отчаянно захотелось курить. Ангел запустил руку в карман и вынул длинную сигару.

— Держи. Это ритуальный табак ацтеков. Не «Беломор», конечно, но тоже ничего.

— Реальный, — заметил Русинский, обоняя запах табака.

Сигара зажглась от прикосновения ангелова пальца. Раздался пряный будоражащий аромат. После второй затяжки Русинский обратил внимание, что его прозрачная рука приобрела омерзительный коричневый оттенок, а свет в его сознании придавило мрачноватое беспокойство и сладковатое отвращение. Русинский понял, как счастлив он был пару затяжек назад.

— Ну и как тебе твоя реальность? — спросил ангел.

— Говно, — кашлянув признался Русинский.

Выбрасывать сигару не хотелось, да это и могло показаться невежливо, потому Русинский решил просто держать ее в руке и не затягиваться. Настроение у него было приподнятое. Немного расслабившись, он спросил:

— А кто это у вас под лестницей сидит? Охрана?

Ангел изогнул бровь.

— От кого нас охранять?

— А, ясно. Типа зоны?

Ангел вопросительно посмотрел на Русинского, потом что-то вспомнил и будто извиняясь произнес:

— Ах да, особенности менталитета… Нет, никто их там не держит. Они сами протянули проволоку, сторожевые посты водрузили… Дембельский аккорд, говорят. М-да. Удивительные люди.

Появился большой стол, устланный картами, и две длинные скамейки. Ангел пригласил Русинского присесть, и тот с облегчением приземлился на прочную дубовую доску.

— Ну, рассказывай, — отвлеченно сказал ангел.

— А что рассказывать? — Русинский едва удержался от желания сплюнуть. — Хреново все. Гады бесчинствуют, но рай неизбежен. Кстати: если научных материалистов пускают в рай, то где же ад?

— А ты откуда пришел? — спросил ангел. — Невелика разница. Там — война, а это, сам понимаешь, позорное занятие. Но есть и священная война. Война с Иллюзией. Ты сейчас призван лишь для собеседования.

— Значит, я вернусь?

— Если ты видишь меня — значит, вернешься.

— А если б я видел Абсолют?

— Скоро насмотришься. И даже больше. А вот увидеть его нельзя. Я не смогу обрисовать тебе это даже на боевой карте Господа, потому что нет никакой карты, да и Господа… В смысле, нет того, что понимают под этим словом. Ты узнаешь Его только по Абсолютной Любви. Когда станешь пустым. Этого не передать словами.

— И кто же Его почувствует, если я стану пустым?

— Вот то и почувствует.

У Русинского что-то вспыхнуло в груди и отрикошетило в самый центр лба, и широкий, необъятный поток нектара полился в сердце. Он встал, потрясенный ощущением бескрайней свободы, но ощущение длилось только миг, как будто он подсмотрел за ним в дверную щель. Ангел махнул рукой:

— Да ты присядь, присядь. Еще набегаешься. Короче… Меня зовут Михаил. Я тут архангелом работаю. Командую вот этими легионами, — он широко повел рукой вокруг, где сиял солнечный свет. Русинский почувствовал, что воздух полон поющих голосов.

Задумчиво коснувшись подбородком груди, он продолжил:

— Начну с того, что я не сталкер. Я всего лишь воин, как ты, как тысячи других. Так получилось, что мне поклонялись воители всех времен и народов. Мы занимали второе место в иерархии людей. Выше только жрецы — высшие, тихие, покоренные истиной. Но истинных жрецов осталось очень мало. Гармония нарушилась. Всем полюбили треск и блеск, а истина… она так нежна… безмолвна… Насилие ведет совсем в другую сторону. А то, что ты делаешь сейчас — это твоей недосмотренный кошмар. Ты проснешься, если захочешь. А мы поможем. Когда горит дом, в котором все уснули, пьяные, нелишне пнуть их посильнее; но и кошмар может быть настолько острым, что ты разбудишь себя сам. Ты понимаешь меня?

Переборов в себе боязнь показаться глупым и неблагодарным, Русинский ответил:

— Не все.

— Естественно, — сказал ангел. — Сейчас ты думаешь: да на фига мне все это знать, сон это, кома, вот сейчас вернусь, выпью грамм двести и залезу на бабу. Дом 25, квартира 74, спальный гарнитур «Прощание славянки», и будет мне крутая реальность. Так? И вроде бы все компенсируется. А потом — что?