Не забудьте выключить телевизор

По другую сторону секретера стояла пышнотелая женщина с короткой стрижкой и мужиковатым лицом. Она походила на партизанку из самой глубины леса, попавшую в плен, с той разницей, что ее тело от шеи до пят было покрыто не грязью и тряпками, а пурпурным балахоном с круглым вырезом на животе; шею отягощала массивная золотая цепь. Глаза и волосы были бесцветны. Независимо от направления взгляда, глаза смотрели с отвращением.

И, наконец, в дальнем углу комнаты, возле небольшого бассейна с мерцающими на поверхности воды фонариками, скрестив руки на высокой груди, склонив красивую голову, стояла та, кого он знал под именем Лана.

…Как бывало с ним в тяжелых ситуациях, решение которых откладывалось по независящим от него причинам, Русинский не чувствовал ни страха, ни подавленности — только любопытство. Оглядев комнату еще раз, он заметил, что она отделана с большой, даже чрезмерной роскошью. Стены и потолки покрывали золотые узоры, но канделябры, ручки, портсигары и трутницы на столах были серебряные, из чего Русинский вывел, что господа ценят скорей серебро, чем золото, и, стало быть, поклоняются скорей Луне, чем Солнцу. Это могло означать многие и совершенно противоречивые вещи — цивилизация слишком далеко зашла в вольных трактовках древнего символизма, но вдруг вспомнилось, что колдуны древнего материка, ныне сохранившегося только в легендах, считали Солнце женским и второстепенным светилом, отдавая молитвы Луне. Его догадку подкрепила статуя в центре комнаты: мужик исполинских пропорций держал в руках точную копию Луны, представлявшую собой многократно увеличенную в размерах головку пениса. Все было из серебра.

— Вы увлекаетесь эротической карикатурой? — спросил он у Гиката.

Доктор остановился и всплеснул руками — впрочем, уже без той заполошности, что отличала его в стенах подшефного дурдома.

— А вот и наш великий копейщик! Сударь, я чертовски рад вашему пробуждению. Знаете ли, это непросто — вернуть копейке рыночную ценность.

Дама в кресле рассыпала хрипловатый, но не лишенный приятности смех. Передав мундштук своему спутнику, она перекинула ногу на ногу и внимательно воззрилась на гостя. Шелк ее черных чулок лоснился как намасленный.

«Если я в дурдоме, то тут можно жить. Но только если я в дурдоме», — подумал Русинский, отгоняя от себя тяжелые предчувствия.

— Признаться, мне здесь интересно. Только к чему это все? — сказал Русинский и обвел рукой комнату. — Переизбыток мебели. Не могу разобраться.

— Мы поможем, — вкрадчиво ответствовал Гикат. — Видите ли, ваш друг Пьер был абсолютно прав. Очень скоро наша милая советская отчизна — под руководством партийных кадров, разумеется — покончит с иллюзией равенства и разделится на бедных и богатых. Развод, так сказать, будет оформлен официально. Вам, смею спросить, что больше нравится? Какая категория граждан? Если можно, отвечайте со всей допустимой серьезностью.

— Если серьезно, то бедные взывают к жалости, а богатые безжалостны. А я не жалую ни тех, ни других.