Неделя ущербной луны

Он словно не догадывался, что и сам делал точно так же, причем, как и эти слесаря, соску у своих губ даже и не чувствовал, выпихивая ее языком лишь тогда, когда надо было снимать брезентовую робу.

— Ну, с богом, как говорится, — улыбнулся Венька, направляясь к дверям цеха, и что-то же было, наверно, в этой его улыбке, что-то тронуло душу московского гостя, потому что Дмитрий вдруг заволновался, заморгал, глядя на своего провожатого, и, не зная, видно, что бы такое сделать для него, поправил на Веньке воротничок серенькой рубашки, выглядывавшей из-под спецовки.

Уже улавливая пряно банный, приятно щекочущий ноздри запах, дававший о себе знать в этой части цеха гораздо сильнее, как ни странно, чем в самой бытовке, и уже проникаясь до самого сердца глуховато бубнящим, как бы подземным протяжным гудом, идущим от хлораторов и рукавных фильтров, Венька все же отвлекся от всего этого и глянул с удивлением на Дмитрия: «Чего это он?..»

Он еще в бытовке, минуту назад, сделал для себя неожиданное открытие, что этот человек напоминал ему своими деликатными повадками его отца, Ивана Игнатьевича, хотя был моложе его, по крайней мере, вдвое. Тот вечно, бывало, вот так же норовил не обидеть человека ни словом, ни жестом. Но ведь отец, считай, уже почти старик. Ему теперь, как говорится, сам бог велел проявлять свою любовь к тем, кто останется после него на земле. Таков уж закон жизни. Беззащитно ласковым человек является на белый свет, добрым и смиренным он должен и покинуть его. Правда, помнит об этом далеко не каждый. Не говоря уж про тех, кто давно не младенец, но далеко еще и не старец. Теперь в моде, говорят, напористость. Это слово Венька слышал в одной телевизионной передаче. У него, мол, все шансы добиться успеха, потому что он обладает одним из ценных качеств — напористостью. Может, оно и так. Только напористого от бессовестного, случается, нелегко отличить, вот ведь как. А этот Дмитрий, наверное, меньше всего обеспокоен тем, сколько у него и каких именно шансов.

Чтобы не травить себе душу этим негаданным сравнением Дмитрия со своим отцом, Венька хотел было подмигнуть писателю, а то взять да и хлопнуть по плечу: все в порядке, Дима, держи хвост морковкой! Но вдруг подумал: «Шут его знает! Может, и я тоже напомнил ему кого-то?.. Нынче же вон какая жизнь: все живут по отдельности, один здесь, другой — там…»

— Давайте, Дима, сделаем так, — как можно тверже сказал он, глядя в глубину цеха. — По всему этому хозяйству я вас, конечно, проведу, покажу вам все эти царги, кюбили, которые, кстати, зовут у нас «рюмками» за полное их сходство, значит… И про вентиляционный боров, и про отсосы тоже… Но только я предлагаю начать с одного интересного места, — оживился он, заметно волнуясь. Это там, наверху, — ткнул он пальцем на галереи, внимательно следя за лицом Дмитрия, как бы угадывая, не знает ли он случайно об этом заповедном местечке, не успел ли кто рассказать ему о нем. — ЦПУК сокращенно… слыхали? Ну, центральный пульт управления и контроля! — засмеялся он, уже понимая, что человек об этом ничего не знает.

Дмитрий улыбнулся и опять пожал плечами. И опять это вышло у него до того похоже на памятную манеру отца пожимать плечами — как-то мягко, вроде бы ненароком, от идущего из глубины души удивления перед миром, — что Венька даже приостановился. Но в ту же минуту, как на грех, откуда-то вывернулся Николай Саныч, увидел его, разулыбался еще издали и направился прямиком к нему.

— А я тебя везде ищу, ищу, Веня…

«Опять песню про мотор заведет, — поморщился Венька. — Ну совсем без понятия человек! Ему это раз плюнуть — сбить настроение. Тут в кои веки случай подвернулся…»

— Обкатаю я тебе мотор, Николай Саныч, обкатаю! — и Венька, подхватив Дмитрия под руку, хотел увести его на галерею, но Николай Саныч резко догнал их.

— Погоди же, Вениамин! Куда бежишь-то? — Он близко качнулся к ним и, дыша Веньке в самое ухо, спросил шепотом: — Это что за корреспондент с тобой?

Венька покосился на Дмитрия. Тот, отойдя в сторонку, зачарованно глядел на фиолетовые сполохи сварки под ажурным потолком цеха.

— При чем здесь корреспондент?.. Это брат мой, Николай Саныч. Из Москвы прилетел.

— Брат?

— Ага.

— Родной, поди? — не поверил Николай Саныч. — Скажи, пожалуйста, какой нарядный… И блокнотик из кармана торчит…

— Так он ведь, знаешь ли, — не моргнул Венька и глазом, уже мстительно желая как следует разыграть председателя, — не какая там тюха-матюха, а крупный специалист… ответственный работник министерства.

Николай Саныч насупился.

— Ладно, Комраков, хватит финтить… Брат, брат!.. Скажи мне прямо: к жалобе это не имеет отношения?

«К какой?» — чуть не вырвалось у Веньки, но он ответил со вздохом:

— В том-то и дело, что имеет.

— Вот ведь гуси! — вроде как восхитился Николай Саныч. — Я же им говорил: «Не торопитесь вы с этим письмом. Вы думаете, там сидят дураки, не знают без вас, по какой сетке ценить работу наладчика?»