Неделя ущербной луны

— Что-то конкретное снится, что только у нас в хлораторном, или вообще что-нибудь заводское — трубы там какие-нибудь, реторты?

— В том-то и дело, Саня, что конкретное. Вчера, например, пятый хлоратор снился, сегодня шестой…

Ивлев взял грибочек с блюдца прямо пальцами, кинул его в мойку и забрал у Веньки вилку.

— Ты все хохмишь?

— Какие тут могут быть хохмы…

— Но как это возможно?! — помолчав, воскликнул Ивлев.

— А я почем знаю, — пожал Венька плечами. — Для меня, по крайней мере, дважды бывает одна и та же авария: один раз в цехе, а другой раз дома, во сне. Со всеми подробностями, чин чинарем.

— Вроде как многосерийный телефильм получается, что ли? — скупо улыбнулся Ивлев, все еще думая, что Венька его разыгрывает.

— Похлеще! — махнул тот рукой. — Сам себе такие истории показываю — даже пот прошибает, проснусь — майку хоть выжми.

— И все, выходит, аварии снятся?

— Они самые.

— А ты, значит, и во сне геройствуешь?

— Как это?

— Ну, тебе виднее, как… Очертя голову бросаешься к хлоратору. Грудью прожог закрыть чтобы.

Венька прищурился.

— А что я, по-твоему, должен делать? Тебя ждать? Пока ты, шибко грамотный, очухаешься и сообразишь, что к чему?

Ивлев натянуто рассмеялся, показывая всем своим видом, что никакие запальчивые слова не выведут его из себя, не собьют с толку.

— Интересно, Веня, что тебе сниться будет, когда хлораторы перестанут взрываться?.. Что ты сам будешь делать со своей геройской профессией?..

— А с какой это стати они перестанут взрываться? Такого не бывает.

— Должно быть. Они должны работать чисто — ритмично, по программе. Как хорошие часики: тик-так, тик-так… — покачал Ивлев пальцем, как маятником.

Венька долго смотрел на этот поднятый кверху указательный палец Ивлева с желтоватым от тетрахлорида ногтем, потом перевел недоумевающий взгляд на его лицо.

— Хлоратор — и чтобы никогда не взрывался?! Царги — и чтобы никогда не прогорали?.. Ты соображай хоть маленько, когда говоришь, — Венька подставил свой палец к виску. — Ты же дипломированный инженер, а не заяц.

— Вот я и соображаю как инженер.

— Соображает он!.. Чтобы при нынешнем уровне развития техники не было никаких чепе в таком цехе, как хлораторный?! Да как это возможно, если вы, инженеры, не научились делать съем тепла?

— Правильно. Пока не научились. Но научимся.

— Когда же это? Уж не в этой ли пятилетке? — съехидничал Венька.

— В этой нет. Но в следующей — да, возможно. Появятся новые образованные специалисты, новые технические идеи, новые технологические линии…

— Ну да, конечно, — усмехнулся Венька, — ученье — свет. Только вот куда неученых девать будете…

— Вот об это я и хотел поговорить с тобой. Пока не поздно.

— Пока не поздно? — с подчеркнутым удивлением переспросил Венька.

— Да. Пока не поздно. Тебе учиться надо! Хватит валять дурака! Разыгрывать из себя творца! Как же — пуп земли… — Ивлев незаметно для себя разошелся, говорил хлестко, яростно, и Венька, хотя умом и понимал его правоту, полез на рожон.

— Учиться?! — с шелестом произнес он. — Прожил полжизни, изломало всего, извертело, и вместо того чтобы дать мне нормально пожить, меня за школьную парту?! В этом мое спасение?! — Желваки заходили у него на скулах. — Ну спаси-ибо…

— Но ведь иного выхода нет! — стукнул Ивлев ладонью по столу так, что звякнули тарелки. — Неужели ты не понимаешь?

Венька осторожно передвинул тарелки подальше от края, помолчал и тихо спросил:

— Чего ты расшумелся-то? Всех соседей перепугаем… Учиться, учиться… — передразнил он. — Помешались все на учебе. Учатся и кому надо, и кому не надо. Лишь бы корочки заиметь… Ты, Саня, не принимай меня за полного болвана. Ты считаешь, Венька Комраков сопит в две ноздри, как щенок слепой, и думать ни о чем не думает? Ошибаешься. Думал я уже… Не раз и не два. И так думал, и этак… Голова распухла. А толку? После такого думанья совсем хоть в петлю. Легко сказать — начать все сначала! Хотя бы десятилетка у меня была за плечами, а то ведь я и восьмой-то класс не кончил…

Зачем он говорит ему все это? Разве Ивлев не знает про его прежнюю жизнь, почему он не учился?

Так уж у них в семье не задалось. Работал один отец — в плавильном цехе. Зарплату получал не ахти какую, если учесть, что, кроме самого отца, в семье было еще пять ртов. Мать крутилась с ребятишками. Вот и пришлось Веньке, когда он был уже в восьмом классе, заявить дома: пойду на завод. Повздыхал-повздыхал отец — махнул рукой. И кончилась на том Венькина учеба раз и навсегда. До армии слесарил в механосборочном. За день так уставал, что вечером и танцам не рад. Какая уж тут учеба…