Неделя ущербной луны

Но в эту самую минуту, как назло, загудел отсос у шестого хлоратора, его надрывный, как у сирены, звук, проникая в сердце, заставил даже наладчиков бросить свои панели.

Весь уйдя в этот звук, Венька машинально напялил на голову кепку и, нашаривая на груди противогазную соску и заметно бледнея, бросил на ходу своему гостю:

— Стой и жди меня здесь, а вниз не суйся!

Каблуки его тяжелых ботинок застучали по железному полу галерки, и вскоре он пропал из виду. Какие-то люди в таких же, как у Веньки, спецовках торопливо прошли в ту же сторону — и цех будто вымер. Ни души кругом.

А сирена все выла и выла, и в высоких узких окнах цеха метался ее зов.

Бондарь обрадовался ему как родному:

— Я так и знал, что ты все же надумаешь! — Крепко пожимая Веньке руку, он заглядывал ему в самые глаза. — Не прогадаешь, даю гарантию… Все будет о’кэй!

Венька пошевелил стиснутыми пальцами и вяло потянул на себя руку, с какой-то сконфуженностью оглядывая цех, прислушиваясь, принюхиваясь к нему как бы заново.

Дробно накатывал из края в край жестковатый на слух шум станков, непривычный после тихого посапывания хлораторов у них в первом. С коротким сухим лязгом кроились листы под тяжелыми челюстями ножниц — обрезки падали на кучу с колким рассыпчатым звоном. Полная молодая работница в рукавицах не спеша брала заготовку, толкала ее в смеженные валики и, пока лист загибался в цилиндр, успевала глянуть на них с Бондарем. А рядом другие станочницы нажимали свои педали: раз — и готова плиссировка шва, раз — и гофрировку на бока навели, еще разок — и донышко накрутили. А пошустрее которая была — ее поставили за штамп, выбивать пробку.

«Правда что педальная деятельность, — усмехнулся Венька. — Подсовывай заготовку да педаль нажимай. Всех и делов-то. Недаром одни девчата у станков стоят. А Бондарь ихний начальник… Хотя вон еще один мужик по цеху слоняется, не знает, бедняга, где бы ему вздремнуть малость».

— Кто это?

— Про кого ты спрашиваешь? — готовно откликнулся Бондарь. — Про этого, что ли? Да мастер наш. Он сейчас временно вместо слесаря-наладчика, вот и дуется ходит — как же, заработался в доску.

— А это… конвейер-то, — спросил Венька, отводя глаза, — когда предполагается начинать?

— Какой конвейер? А… Это скоро… Ты давай-ка сразу же подключайся. Чего тянуть-то? Баночки нам нужны под титановую краску. Позарез! — провел Бондарь ладонью по горлу. — Так что выручай. Вся надежда на тебя.

— Баночки?

— Литровые. Нам их, видишь ли, один завод поставляет. Канительно получается: то и дело сроки поставки срываются. Прямо хоть по карманам разливай эту краску, — хохотнул Бондарь, — заметив, что Венька приуныл.

— Так я тебе как их наделаю… без конвейера-то? — глупо ляпнул Венька. Дался ему этот конвейер! — Кустарным способом? Так ведь я же не жестянщик.

— Что ты! Почему кустарным? В том-то и дело, что станочек надо сварганить. Чтобы донышко и крышку накручивать. А боковой шов — это мы на эллипсных роликах тиснем, как и для бочек. Да ты лучше меня знаешь — чего я тебе рассказываю! — опять хохотнул Бондарь, сделав попытку легонько приобнять Веньку.

Венька мягко повел плечом — вроде бы машинально — и рука Бондаря почти не задела его.

«Никакого конвейера тут не будет до скончания века, — подумал Венька, хмуро оглядывая цех. — Как была бабья педальная деятельность, так она и останется… Вот и влип я, кажется».

Еще совсем не поздно было повернуться и уйти. Мало ли что уже назвался. Детей ему крестить с этим Бондарем, что ли. Взять и уйти…

Но вместо этого Венька сказал со вздохом:

— Ладно, Боб. Раз надо, изобретем эту тару. Заяц трепаться не любит.

В редкие минуты что-то находило на Веньку, ему становилось жаль Зинаиду, уставшую терпеть его выходки.

— Ну чего ты киснешь, Зин? — вроде как мимоходом проводил он ладонью по ее волосам. — Веселее гляди на жизнь! Держи хвост морковочкой!

На обратном пути из комнаты в комнату он уже притормаживал возле жены и похлопывал ее по спине, а ладонь у него была мягкая, будто не бугрились на ней мозоли, и под конец он задерживал ее на плече, заглядывая Зинаиде в глаза.

Она смотрела на него не мигая, зрачки ее словно бы становились еще больше. И Венька, стесняясь себя такого, непривычно ласкового, заговаривал с нею о том, что смутно тревожило его:

— Ты представляешь, Зин… ведь накаркал же, говорю, тогда этот Бондарь. Все равно, мол, переманю в свой цех! Прямо как в воду глядел! Вот тебе и дал гарантию…

Глаза Зинаиды гасли, она ждала совсем не такого разговора.

— Так еще бы… с кем бы тогда он совершал свои прогулки по Иртышу, — сбрасывая со своего плеча Венькину руку, язвила она. — Вас же только двое на всем причале, холостых кавалеров-то.