Неизбежный финал

Несмотря на бледность, генерал выглядит оживленным и энергичным. Голос его звучит твердо, он явно чувствует себя хозяином положения и верит в исход предстоящей битвы.

— Чистая случайность, господин генерал… — Яркими лаконичными мазками я набрасываю картину: обочина дороги, окровавленный майор фон Блетц… Насколько убедительно это звучит, сказать трудно. «Не бойся, — напутствовал меня капитан Деметриад. — Нашу легенду мы подсовываем противнику в момент почти полной неразберихи, они и сами-то не очень знают, где у них что». Во всяком случае, мой рассказ производит впечатление на офицеров штаба. Если бы это были пехотинцы, а не летчики, они бы проявили большую осмотрительность.

В наступившей тишине никто не успевает ничего сказать, как в кабинет фон Крауса вихрем влетает мой старый знакомец генерал Альфред Герштенберг собственной персоной и своим неожиданным появлением прерывает мое донесение.

Мне давно знаком Герштенберг, его военная карьера также не составляет для меня секрета. Перед тем как получить звание генерала и стать шефом немецкой военно-воздушной миссии в Румынии, он был военным атташе в Варшаве. После оккупации Польши гитлеровскими войсками его перебросили в Бухарест на укрепление местной разведывательной сети и создание контрразведывательного центра.

От неожиданности все замирают, в том числе Краус, Герштенберг машет рукой и кивает на меня:

— Кто это?

Он явно не в духе, но тут уж я ничем не могу помочь и только автоматически вытягиваюсь в струнку, как положено по уставу.

— Он докладывает мне, каким образом к нему попали документы, — объясняет Краус, показывая на пакет, который должен был доставить майор фон Блетц.

Глядя на вспотевший лоб Герштенберга, я думаю о Браге. «Что-то с ним сталось? Куда они его потащили?»

Шеф немецкой авиации в Румынии доброжелательно присматривается ко мне, одобрительно хлопает меня по плечу и произносит штампованные дифирамбы в мой адрес, в которых обыгрываются слова «стремительность храброго немецкого солдата». Похвала повисает в воздухе без продолжения, потому что в комнату входит запыхавшийся, видно он бежал изо всех сил, майор и, не обращая ни на кого внимания, сразу подходит к Герштенбергу.

— Господин генерал, на четырнадцатом километре по вашему приказу начата атака!

Моя персона больше никого не интересует. С лисьей улыбкой на пухлом лице Герштенберг широкими шагами приближается к окну барака и раскрывает его, нарушив тем самым светомаскировку.

В ночной тишине звучит отчаянная перестрелка. Значит, капитан, который проверял у меня документы и благодаря которому я попал в «Вальдлагерь», не врал.

Я уже многое повидал на этой войне. Не раз смерть протягивала ко мне свою костлявую лапу. И все же ни одно задание не давалось мне так тяжело, как это, хотя и делать-то особенно ничего не надо — только не подавать виду, что нервничаешь.

Автоматные очереди… Приглушенные разрывы гранат…

Герштенберг замирает у окна, откинув голову, как будто слушает музыку в консерватории. Чуть позже непроницаемая тишина, как колпак, опускается на «Вальдлагерь».

Тишину кабинета внезапно разрывает звонок оранжевого телефона. Я настораживаюсь. Фон Краус снимает трубку:

— Да, Густав. Докладывай, я слушаю.

Генерал действительно слушает его с закрытыми главами, коротко кивая. Я застываю в напряжении. И только когда фон Краус открывает глаза и устремляет взгляд на меня, я догадываюсь, что первый раунд я выиграл, хотя приговора пока не услышал.

Окно барака уже закрыто. Со стороны шоссе опять доносятся глухие выстрелы.

— Лейтенант Грольман! Вы можете ехать. В Плоешти вас ждут.

Я расслабляюсь, рубашка моментально прилипает к спине. Щелкнув каблуками, отдаю честь. Но тут ко мне неожиданно обращается Герштенберг.

— Лейтенант Грольман, мне доложили, что вы знаете румынский…

— Так точно, господин генерал!

— Вы хорошо его знаете?

— Так же, как немецкий.

Герштенберг останавливается на расстоянии одного шага и упирается в меня тяжелым, повелительным взглядом, будто гипнотизируя. Что это ему пришло в голову? Опыта в работе генералу не занимать, что-то он там такое придумал? Я с трудом выдерживаю его сверлящий, подозрительный взгляд. Внезапно он таинственно улыбается:

— Лейтенант, у меня есть для вас поручение… Идемте со мной.

«Кончено, — ахаю я про себя, — влип! Этот старый лис что-то пронюхал и теперь расставляет на меня капкан…» Адъютант распахивает дверь, и мы выходим — Герштенберг, за ним я, за мной адъютант.

За дверями я получаю свое оружие, и мы выходим в темноту. Лесная прохлада действует живительно. Время от времени доносятся далекие автоматные очереди. Я теряюсь в догадках по поводу замыслов Герштенберга — ничто не наводит меня на какие-либо предположения. Раздражает меня и адъютант Герштенберга, который теперь прыгает впереди, освещая мощным фонариком дорогу своему шефу.

Я снова вспоминаю о своем несчастном водителе. Теперь вот меня ждет бог знает что, а он?

Тропинка тем временем сужается.

— Bitte, Achtung, Herr General![8]