Неизбежный финал

Адъютант останавливается. Луч фонарика высвечивает несколько ступенек. Герштенберг при всей своей тучности спускается довольно резво. Я не отстаю. В темноте возникают неясные силуэты часовых. Фонарик больше не нужен. Над тяжелой металлической дверью висит синяя лампочка в защитном проволочном колпаке. Кажется, мне посчастливилось побывать в одном из бункеров Герштенберга. Но для чего? И как я должен себя вести? Радоваться или лить слезы? Отпустят ли они меня в Плоешти — конечную цель поездки лейтенанта Грольмана?

Какой-то вооруженный солдат нажимает невидимую кнопку, и тяжелая дверь, к которой мы подходим, легко скользя, открывается. Герштенберг через плечо бросает на меня взгляд, как будто хочет удостовериться, что я не сбился с дороги.

Переступая порог бункера, я глубоко вздыхаю, чтобы преодолеть волнение.

Знал бы капитан Деметриад, куда я попаду и кто будет меня принимать!

Мы проходим через комнату, освещенную лампами дневного света. Слева и справа — деревянные двери. Через каждые пять метров — часовой, готовый в любую минуту открыть огонь. При виде Герштенберга часовые вытягиваются по стойке «смирно». Абсолютная тишина, полное беззвучие.

На всякий случай считаю в уме двери, вдруг понадобится. Герштенберг открывает двенадцатую дверь слева, и мы входим в прямоугольный, примерно сорок квадратных метров, зал. Оснащен он довольно странно. Остановиться бы, рассмотреть его как следует, но это было бы слишком. На ходу замечаю только что-то вроде огромной освещенной витрины. На ней карта Румынии, расчерченная на квадраты. То, что передо мной карта, я понимаю без труда, но вот почему она здесь находится — это уже загадка. Ничего подобного этой карте я в жизни не видел. И рассказов о таких не слыхал. Еще я приметил, проходя через этот удивительный зал, несколько молодых немок в форме люфтваффе, стоящих за пультом в наушниках.

Наконец мы попадаем в просторный кабинет. Из-за массивного письменного стола поднимается воинственного вида солидный полковник, видимо рано постаревший. Нос, занимающий большую часть лица, слегка деформирован, без сомнения, прямым мощным ударом. Что-то в его внешности кажется мне знакомым. Маленький, тревожный сигнал вспыхивает в моем мозгу. Нужно непременно вспомнить, откуда я его знаю. Может быть, где-то встречались?

Герштенберг устало опускается в кресло, оставив фуражку на ближайшем столе, и приглашает полковника сесть, сказав ему:

— Дорогой Руди, перед тобой лейтенант Курт…

Ясно, моей фамилии он уже не помнит. Я ловлю его вопросительный взгляд и говорю, щелкнув каблуками:

— Лейтенант Курт Грольман!

— Садитесь! — разрешает мне генерал.

Я робко присаживаюсь на одно из кресел — на то, что ближе к двери, но так, чтобы все же не дать возможности полковнику без помех изучать мое лицо. Я представился, он же, однако, своей фамилии не называет. На стене за его спиной висит военная карта Балкан.

Герштенберг продолжает фразу с того момента, где он ее прервал, направляя взгляд теперь уже на полковника:

— Дорогой Руди, лейтенант Курт Грольман… Посмотрите-ка на него хорошенько, видишь, как он похож на немца? Но в действительности это просто румынский шпион.

Генерал разражается смехом, а я проглатываю спазматический комок, перехватывающий мне горло.

ИГРА В ПИНГ-ПОНГ

Хладнокровие — вот качество, которое больше всего необходимо разведчику. Герштенберг, конечно, рассчитывает на мою реакцию, внезапно меня «разоблачив». Внутри я весь холодею, но, несмотря на неожиданность атаки, ничем себя не выдаю. Генерал, впрочем, недолго веселится. Успокоившись, он даже извиняется.

— Простите, ради бога, лейтенант. Это связано скорее с тем, что я намереваюсь вам предложить… Да, да, думаю дать вам задание, и довольно серьезное…

Он дружески улыбается, даже слишком дружески, не забывая о том, что я всего лишь «лейтенантишка», в то время как он — глава военно-воздушной миссии третьего рейха в Румынии. При данных обстоятельствах почтительное молчание с моей стороны — святое дело.

— Руди, лейтенант Грольман родился в Сибиу, хорошо знает румынский. Что ты скажешь, если он…

Уже второй раз Герштенберг не заканчивает фразу, и она повисает в воздухе. А жаль! Он это делает, несомненно, из осторожности. Не следует его недооценивать. Я имею в виду те несколько лет в Варшаве и в других местах, где он был разведчиком. Думаю, что у него на счету больше разведывательных акций, чем вылетов.

Полковник (если бы Герштенберг назвал его по фамилии, я бы скорее сообразил, где мы с ним встречались) хмурит лоб. Глаза его зажигаются, как и у шефа. Для него невысказанные намерения Герштенберга, возможно, не таят загадки.

— Руди, этот молодой офицер, я думаю, уже сегодня нам пригодится.

Полковнику я, видимо, не очень нравлюсь. Он продолжает приглядываться ко мне. Я поспешно вынимаю носовой платок и начинаю промокать пот на лбу, пытаясь, насколько это возможно, помешать ему разглядеть черты лица. Загримирован я хорошо, но маска Грольмана все же меня давит.

— Вы думаете о… — решается полковник на ответ-полуфразу.