Неизвестность

Узнав, что я человек читающий, он дал мне поручение стать книгоношей. В лагере была библиотека в виде комнатки со стеллажами. Работала она два часа в день: сидел кто-то из дежурных вожатых и выдавал книги. Начальник лагеря заглянул в формуляры, посетовал, что дети мало читают, поручил Лене наладить это дело, и он придумал: надо кому-то брать стопку книг, ходить по отрядам и предлагать. Когда книга перед носом, да еще о ней интересно рассказывают, обязательно кто-то возьмет, рассуждал Леня.

Так и оказалось.

Я стал общественно полезным пионером, выполняющим ответственное задание. Был все время занят. Гена сначала ходил со мной, но я строго сказал, что он только мешает, потому что отсвечивает своими шуточками. Если кричать: «Детки, кому книжки с картинками – в сортире почитать?» – никакого желания взять книгу ни у кого не будет.

Гена обиделся, обозвал меня и ушел.

Вскоре я увидел, как он ходит в обнимку с Тяпкиным. Но потом у них что-то произошло, я издали видел, как Тяпкин ревет в три ручья, бежит за Геной и бросает в него камнями, а тот со смехом увертывается и успевает на ходу дразнить Тяпкина.

Каждый вечер я приходил к Лене и докладывал о результатах работы. Иногда завязывался разговор. Помню, мы сидели у пруда вечером, на самодельной скамье, сделанной из двух пеньков и доски, смотрели на тихую воду, на небо, где появились первые звезды, и Леня сказал:

– Все-таки не понимаю, как это – Вселенная бесконечна? То есть теоретически да, а представить не могу. Мне кажется, где-то все-таки какая-то стена. Или что-то вроде стены. Такой огромный шар вокруг нас. Оболочка.

– Но за оболочкой тоже что-то есть.

– А если ничего? Пустота?

– Но пустота – не конец. Пусто, пусто, а потом, может, опять огромный шар, вроде нашего. И даже если шара нет, пустота есть. И она бесконечная. Как может кончиться то, чего нет?

Леня засмеялся и с уважением сказал:

– Ты интересный человек, Витя!

Я опустил голову, ковыряя веткой в земле.

Был счастлив похвалой Лени и носил в себе это счастье несколько дней. Вернее, не носил, а будто обсасывал конфетку, которая не кончалась. Вроде Вселенной.

Однажды вечером я долго искал Леню по всему лагерю, чтобы похвастаться очередными успехами. И нашел на той самой скамье у пруда. Раза три я сюда заглядывал, не было, и вот – сидит. Не один, а со взрослой девушкой лет тринадцати-четырнадцати.

Я встал перед ними, начал говорить. Леня слушал и кивал. Девушка смотрела на меня с презрением. Я точно это запомнил. Не с досадой, не со злостью, не с нетерпением, именно – с презрением. Будто высокомерно недоумевала, как я посмел, убогий и мелкий, помешать своим глупым детским разговором их важной беседе.

Она не выдержала, перебила меня:

– Мальчик, все всё поняли, а теперь – на горшок и спать!

Я онемел. Я ждал, что Леня заступится, упрекнет ее. Скажет, что я не мальчик, а интересный человек. Но Леня только усмехнулся и сказал:

– Ладно, в самом деле, иди. До завтра.

Я воспринял это как предательство и оскорбление.

На другой день отдал ключ от библиотечной комнаты вожатой и сказал, что больше книгами заниматься не буду. Ждал, что Леня потребует объяснений. Но он не потребовал. Он, как и раньше, по утрам и вечерам стоял у знамени, козырял начальнику лагеря или старшему вожатому и о чем-то докладывал. В его жизни ничего не изменилось.

А в библиотеку, кстати, стали ходить чаще. Не потому, что я приучил к книгам, просто к концу смены всем поднадоели эти зарядки, построения, горны и бодрая пионерская музыка, с утра до вечера звучавшая из репродуктора на столбе, хотелось взять книгу, куда-нибудь забиться и почитать в одиночестве.

Гена попытался опять стать моим лучшим другом, я буквально бегал и прятался от него. Сидел с книгой в кустах, в камышах возле пруда. Один раз, помню, заплакал. Наверное, просто очень уже хотел домой.

И с радостью покинул лагерь.

Прошел месяц после лагеря, кончилось лето, начались занятия, и вдруг объявился Гена. Он ждал меня возле школы. Найти было нетрудно, я же говорил ему, где учусь. А он жил в районе, который назывался (и называется до сих пор) Стрелка. Полчаса троллейбусом, не лень ему было тащиться!

Я из вежливости обрадовался. Думал: поговорим, кое-что вспомним – и до свидания. У других так и бывало с летними лагерными друзьями.

Но нет, Гена увязался до дома, а потом оказался и в квартире, я разогрел котлеты, ел сам и кормил его, он что-то рассказывал – о своей школе, об учителях и учениках. Хихикая и описывая всякие подробности.

Я слушал и думал: почему Гена, который мне не нравится, стал моим другом, а Леня, который мне очень понравился, не стал? И что теперь, я так и должен уступать Гениной дружбе? Это же просто нечестно – и по отношению к нему, и по отношению к себе.

Думать-то думал, но ничего не сказал. Мы сыграли пару раз в шахматы, посмотрели телевизор, потом Гена наконец ушел, пообещав, что через неделю опять приедет.