Нехорошее место

— Когда мы с Френком путешествовали, то останавливались в кабинете этого парня, дважды. — И он рассказал о коротких визитах к Фогерти.

— Почему ты не упоминал об этом раньше?

— В офисе, когда я рассказывал о том, что случилось со мной, где побывали мы с Френком, приходилось ужиматься, и я решил, что этот Фогерти особого интереса не представляет, вот и опустил эти эпизоды. Но чем больше я об этом думал, тем сильнее крепла убежденность, что этот человек, возможно, ключевой игрок. Видишь ли, Френк очень быстро смотался из кабинета, потому что очень не хотел подвергать Фогерти опасности, наведя на него Конфетку. Если Френка заботила судьба этого человека, тогда мы просто обязаны поговорить с ним.

Джулия склонилась над телефонным справочником, внимательно просматривая строчку за строчкой.

— Фогерти, Джеймс, Фогерти, Дженнифер, Фогерти, Кевин…

— Если он — не врач и не использует титул «доктор» в повседневной жизни, если Док — прозвище, тогда у нас будут проблемы. И даже если он — врач, нет смысла искать его в «Желтых страницах» в разделе «Врачи», потому что мужчина он пожилой, наверняка давно на пенсии.

— Вот! — воскликнула Джулия. — Фогерти. Доктор Лоренс Дж.

— Адрес есть?

— Да. — Она вырвала лист из справочника.

— Отлично. После того, как мы осмотрим знаменитый дом Поллардов, нанесем ему визит вежливости.

Хотя в компании Френка Бобби побывал около вышеуказанного дома трижды, он не мог знать точного месторасположения дома 1458 по Пасифик-Хилл-роуд, как и не мог сказать, по какому склону горы Фудзи поднималась тропа, на которой его чуть не вырвало.

Дома вдоль Пасифик-Хилл-роуд относились к Эль-Энканто-Хайтс, но располагались они не в этом пригороде, не в Голете, которая отделяла Эль-Энканто-Хайтс от Санта-Барбары. Пасифик-Хилл-роуд проходила по узкой полоске земли, расположенной между двумя этими пригородами, а с востока к ней подступала дикая природа, в переплетении кустов, лиан и деревьев.

Дом Поллардов стоял в конце Пасифик-Хилл-роуд, на границе цивилизации, соседствуя лишь с несколькими другими домами. Из окон обращенного на юго-запад фасада открывался прекрасный вид на городки, находящиеся ближе к океану. Ночью это зрелище было впечатляющим: море огней, ведущее к настоящему морю, укутанному одеялом тьмы. Здесь же царил деревенский покой, поскольку новое строительство не велось. Скорее всего, эта территория имела статус заповедника.

Бобби сразу узнал дом Поллардов. Свет фар позволил увидеть несколько больше, не только зеленую изгородь и ржавые ворота между двух каменных столбов. Он сбросил скорость, и они медленно проехали мимо участка. На первом этаже царила темнота. На втором в одном окне горел свет: прорывался наружу по краям опущенных жалюзи.

Наклонившись вперед, чтобы Бобби не загораживал обзора, Джулия сказала:

— Много тут не увидишь.

— Смотреть-то и не на что, — ответил Бобби. — Развалюха.

Они проехали четверть мили до конца дороги, развернулись, двинулись в обратный путь. Теперь, когда они спускались с холма, дом находился со стороны Джулии, и она настояла на том, чтобы он сбавил скорость до минимума, предоставив ей возможность получше рассмотреть дом.

Когда они «проползали» мимо ворот, Бобби увидел, что свет горит и на первом этаже, в одном из окон заднего фасада. Само окно он, естественно, не видел, но на земле высвечивался прямоугольник.

— Он прячется в тени. — Джулия отвернулась от дома, оставшегося позади. — Но я увидела достаточно, чтобы понять: это нехорошее место.

— Более чем, — согласился Бобби.

* * *

Виолет лежала на кровати в своей темной комнате, рядом с сестрой, в окружении кошек, которые согревали их. Вербина, повернувшись на правый бок, прижималась к ней. Ее рука ласкала груди Виолет, губы касались голого плеча, теплое дыхание «гладило» кожу.

Спать они не собирались. Ни одна из них давно уже не спала ночью. Ночь предназначалась для другого. Именно ночью хищники выходили на охоту, так что наиболее острые впечатления близняшки могли получить только в это время суток.

В этот момент их разум находился не только друг в друге и в окружающих их кошках, но и в мозгу голодной совы, кружившей в ночи и высматривавшей мышку, которой не хватило ума ночью сидеть в норе. Никго не мог сравниться с совой по остроте зрения, а ее когти и клюв были еще острее.

Виолет дрожала в предвкушении момента, когда мышь или какое-нибудь другое маленькое существо появится внизу, скользя в высокой траве в полной уверенности, что это надежное укрытие. По прошлому опыту она знала ужас и боль жертвы, дикое ликование охотника, и ей хотелось вновь испытать эти чувства, одновременно.

Рядом с ней что-то сонно пробормотала Вербина.