Немного не в фокусе : стихи, 1921-1983

Дети мои, внуки мои,Черные жемчужины!Дедов не знали, отцов потеряли, —Сироты!“Сердитые” и молодые,Бородатые, “битые” и смешные,Редкие,Как синие алмазы,Как черные жемчужины.Родина вам — чужбина(А мне чужбина — родина),Вы — родинки России,Благородства признаки,Никем не признанные.Не богатые, не славные,В списки не занесенные,Дачами не пожалованные.Говорю с вами и только вам:Двадцатый век над намиЛетит облаками.

Вы двадцать первый увидите,А я — нет.Вы закат кровавый увидите,А я видала рассвет.Вы — поэты, и я поэт.Не разговор у нас — монолог,Но вы меня слышите.Спасибо за то, что вы дышите,Что обо мне спросили,По имени назвали,Сказали и замолчали.Я ваши четыре словаПовторяю снова и снова,Я ваше молчание Уношу в бессонницы.Я никогда не молюсь,Я никого не боюсь,Я ни о чем не плачу.1961

1965–1983

«Мне снилось: мы были с тобою в раю…»

Мне снилось: мы были с тобою в раю(Там лев обнимался с ягненком),Но кто-то нагнулся ко мне,Прикоснулся ко мне,И сказал мне тихонько:— Вставай!Уходит твой поезд,Гудит пароход,Самолет запускает мотор,Пора тебе в черный просторИз райских зверинцев(Где лев обнимался с ягненком),Пора тебе в ледИ в огонь.1965

Из стихов о прошлом

Какой сухой и душный летний день!Какая пыль над Петербургом висла!Торцы меняли на Морской. СтоялУжасный грохот. Мать хотела сына,

Отец хотел не сына, нет, но дочь.Был ранний час и в Дублине ещеНикто не просыпался в старом домеИ не скрипел пером в углу своем,А в Вене собрались уже студентыГалдя, сморкаясь, споря и куря;И в доме у реки, в другой столице,Лохматый, с выпученными глазами,Смотрел весь день на формулу свою,Готовя век к таким переворотам,Которые не снились, друг Горацьо,Ни нашим мудрецам, ни тем фантастам,Которые…           Уж если семь часовКричать и выть от боли, то уж лучшеПусть будет мальчик! День и ночь МорскаяКипящим дегтем пахла из котлов,И этот запах я теперь люблю.Я в мир вошла, мать разорвав на части,Пока Монэ писал свои соборы,

И Малер сочинял свою шестую.Я грызла грудь ее потом до крови,Я не давала спать ей шесть недельНемолчным криком в жарком Петербурге.И плакала она тогда ночамиОт слабости, от боли и от страха,Что я не буду на нее похожа.(И я могу сказать, что оказаласьОна права). Но веселился рядомОтец, что вышло по его хотенью,И говорил, что если я ору,То откричусь заранее и послеУже не буду плакать никогда.(Он в этом оказался тоже прав.)И оба правотой своей гордилисьДо самой смерти. До тех пор, когдаВсе там же, в том же старом Петербурге(Но в ледяном сорок втором году)Они замерзли вместе черной ночью.1967