Немой набат. 2018-2020

Добычин, только что вернувшийся в столицу из российской глубинки, пребывал в состоянии глубокой тоски. Такую изнуряющую хандру нормальные мужики чаще всего глушат доброй пьянкой. Но Сева, хотя и был вполне пригоден для крепкой выпивки со смачным закусоном, – Донцов помнил питерский «саммит» на троих, – в сей раз облегчал душу исповедью. Он много говорил о катастрофическом падении управленческих навыков – по причине низкого спроса за огрехи, возмущался:

– Это что же такое! Путин вторично прилетает в зону паводка, но не может сказать недотяпам-министрам: «Признаю вашу работу неудовлетворительной». Язык, что ли, не поворачивается их напрямую прижучить? Он говорит: «Не могу признать вашу работу удовлетворительной». Но такой оборот речи воспринимается как,

«Извините, но не могу…»

Потом пошёл частить вразброс. Сперва перекинулся на обновительные потребности жизни, потом на ущербность распорядительного законодательства, далее на политический потенциал коррупции, на инфоманипуляции, говорил о необходимости провести широкий аудит экономических решений, вдруг вспомнил о знаменитой пятёрке провинциальных братьев Орловых, славно трудившихся над воссозданием величия России. Донцов исправно кивал головой, но слушал невнимательно. В ушах звучали первые концептуальные аккорды Севиной исповеди, которые побуждали на многое взглянуть иными глазами.

В очередную незапланированную паузу из-за переноса важной встречи Власыч решил навестить родителей.

Он ездил в Малоярославец нечасто, но раза три в неделю обязательно звонил туда, а когда, по шутливому замечанию отца, прибывал собственной персоной, оставлял предкам достаточный запас купюр, чтобы не испытывали нужды в повседневной жизни, не перенапрягались в заботах о хлебе насущном. К счастью, несмотря на возраст, здоровье стариков не подводило, чему способствовал и неустанный садово-огородный тренинг. Обихоженная земля рожала щедро, много больше домашних потребностей, и мама очень огорчалась, – до слёзных обид, – что сын наотрез отказывается брать излишки. В итоге отец временами «запрягал» свою заслуженную, но ухоженную «копейку» и отвозил урожай в городской детсад.

О приезде Виктор известил накануне, когда выяснилось, что завтрашний день пройдёт впустую. Выехал из Москвы ранним утром, рассчитывая вернуться вечером, и уже к одиннадцати часам был в Малоярославце. Но с удивлением обнаружил, что отца, который обожал беседы с многознающим сыном, варившимся в котле большой жизни, нет дома.

– День сегодня для пчелы лётный, Медовый спас на носу, вот он к Ивану Семёновичу на пасеку и укатил, – объяснила мама. – Просил тебя позвонить, дорогу подскажет, чтобы ты к ним наведался. Очень ждёт.

Отец рассказал дорогу – всего-то километров десять от города, – и Виктор по набитым просёлкам через поля, луга и небольшие перелески отправился на лесную пасеку. Разыскал без особого труда, лишь единожды притормозил на развилке, и снова пришлось звонить отцу, чтобы не плутать. А когда прибыл на место, умилился чудесному уюту мягкой, неброской среднерусской природы.

Словно в сказке, на опушке небольшого березняка вдруг выросла перед ним избушка – нет, не на курьих ножках да и не избушка вовсе, а сколоченный из досок односкатный летний домик маскировочной шпинатной окраски, под лесной цвет, с хозяйственной площадкой, на краю которой скучала отцовская «копейка», с аккуратной канавкой для ополосок, уходящей в кусты. Лесок просвечивал насквозь, за ним во все стороны шло луговое разнотравье с другими такими же перелесками. Идеальное раздолье для пчёл.

Обнявшись с отцом, познакомился с его напарником, среднего роста возрастным мужичком в обрезных киржачах – полуголяшки, в пол-икры, с заправленными в них изношенными до белизны джинсами, в выцветшей красно-белой ковбойке. Загорелое лицо Ивана Семёновича с глубокими морщинами вокруг рта, но без особых примет, озарялось приветливой улыбкой и несло на себе печать простодушия. После пятиминутного общения с ним, – пока хозяин пасеки показывал своё хозяйство, – Виктору начало казаться, что он давным-давно знаком с этим непритязательным, радушным человеком простецкого обхождения.

– Ну что, Влас Тимофеевич, – уважительно обратился он к Донцову-старшему, – пригласим дорого гостя на наше хлебосолье?

Они обогнули домик, скорее сараюшку с окнами, и позади под молодой берёзкой Виктор увидел небольшой лист толстой фанеры на хлипких ножках, лавки из шершаво струганных досок с двумя табуретными подушками на каждой. На столе классические мужские разносолы, не требующие стряпни: вдоволь пшеничного хлеба, масла и мёда, а ещё гора варёной картошки и мяса, тоже варёного, – на большой тарелке, с верхом.

– Всё в соответствии с врачебными предписаниями, очистить посуду предстоит до дна, мы вчерашнее, переварки в пищу не употребляем, – улыбнулся пасечник. – И как бы извиняясь, добавил: – Летом у нас сухой закон, да и вам, Виктор Власович, рюмочка не с руки.

Донцов с удовольствие отпробовал простых и вкусных угощений, дополнивших обаяние лесной пасеки. Разговор завязался сам собой.