Немой набат. 2018-2020

– Вашу мысль я для себя формулирую иначе. Интересно, потому что удалось пройти через крайне высокую степень напряжения без срывов и выйти из боя без повреждений. Мне порой кажется, что тяга к родным краям, к этой пасеке – что-то вроде релаксации. Здесь я вернулся в счастливую безмятежную жизнь без каждодневных рисков, которую мечтал обрести в конце пути. – Немного помолчал, потом начал как бы новую сагу: – Не всем удавалось из этого пекла выскочить подобру-поздорову. Фильм был когда-то – «Плата за страх» с Ив Монтаном. Шофёр везёт на рудник цистерну с жидким аммоналом, рискуя взорваться на горном серпантине. Ужас! Но довёз. Назад – порожняком да с большими деньгами, опасности уже нет. И машина падает в пропасть. Это и есть расплата за перенапряжение. Так и у нас бывает. Задо-олго до меня, в хрущёвские времена на моём месте работал полковник Юрий… Фамилию называть не буду, кому надо, тот знает. Человеком он был очень контактным, в любой компании мог на фортепьяно «Очи чёрные» виртуозно сыграть, спеть. Кеннеди его обожал. В нашем архиве есть фото: за кофейным столиком сидят президент Кеннеди и его помощник по печати Селлинджер, а от нас – зять Хрущёва Алексей Аджубей и этот Юрий. Понимаете, его ранг, как и мой, допускал неформальные общения, и мы и американцы активно ими пользовались. Это был важный канал обмена неофициальной, с высокого уровня информацией. Послы так вести себя не могут, они в рамках официоза.

Снова сделал паузу, тяжело вздохнул.

– Так вот, после вашингтонской супергорячки Юрий вернулся в Москву и… В общем, круто запил, с женой развёлся, из Службы уволился. Я в ту пору только начинал, но старшие бросились на выручку. Устроили его шефом новой телередакции в Агентстве печати «Новости». Но продержался он там меньше года и покатился вниз. Знаю, что он заведовал аттракционами в парке Горького, потом след потерялся. Представляете! Резидент, с Кеннеди кофе пил – и заваттракционами… Ну, это я к тому, что та, сплошь на нервах работа, она даром не проходит. И для меня родные места, вот эта пасека – счастье для души, словно живая вода. Считаю, что сотворил для себя рукотворный рай. Понимаете ли, Виктор Власович, в том целом, которое не имеет ни начала, ни конца, есть части, которые начинаются и кончаются. Место, выбранное человеком по доброй воле для вечного сна, позволяет понять смысл его жизни. Вот провожали в Москве с почестями и высочайшим присутствием некую известную даму, а похоронили-то на вашингтонском кладбище Рок Крик, знаю его. Выходит, в России она по делу пребывала. Кстати, старший-то её сын захоронен в Калифорнии, на кладбище Сент Джон, я там тоже бывал. Но мать даже в замогильном небытии оказалась жадна до известности. А я здесь дома… Ну, извините, ради бога, меня зацепила эта аномальная склонность особо почитать недоброжелателей России – великого нобелиата академика Алфёрова без высочайшего присутствия провожали. Кстати, в связи с такими случаями я нередко вспоминаю «раздавленную бабочку» Брэдбери. Не помните? Ну, это как бы символ того, что мелкие детали текущей жизни способны сильно влиять на очень большие события.

– Выходит, вы, Иван Семёнович, были последним советским резидентом в Америке? – повторил уже известное Виктор.

– Именно что! – воскликнул отец.

– Так выпало, Виктор Власович.

– И когда СССР распался, всё посольство вернулось в Москву?

Иван Семёнович задумчиво скривил губы.

– Не всё. Предателей у нас не было, с этим порядок. Но некоторые дипломаты предпочли остаться в Штатах. Помню культурного атташе Александра Потёмкина с женой, она, между прочим, дальняя родственница Редигера, патриарха Алексия, – они остались. Были главными посольскими кошатниками – очень умных кошечек держали. Потёмкин потом много сделал для культурных обменов, в Москву не раз прилетал, однажды сюда прискакал, мы с ним повспоминали. Это нормальный ход жизни – у каждого своё.

Никак не думал Донцов, что в российской глубинке да на маленькой лесной пасеке судьба подарит ему такую интересную встречу. Но почему судьба? Это отец постарался. Потому за столом он сидел именинником: исполнился его давний замысел, перед сыном лицом в грязь не ударил. Смотри, с каким пасечником дружбу водит! Из всех особых особый генерал!

Но и для Ивана Семёновича знакомство с Власычем представляло интерес – он этого и не скрывал. Поднялся из-за стола, ковшиком подлил воды в самовар, а вернувшись, сказал:

– Пожалуй, это всё или почти всё, о чём дозволено говорить относительно своих бывших занятий. Но мне, Виктор Власович, доставляет удовольствие общение с вами. Очень уж редко на мою пасеку заглядывают люди с Большой земли. Спасибо за приятного гостя, Влас Тимофеевич.

«Большая земля» сбила Донцова с толку. По инерции стандартного мышления он решил, что генерал в отставке да ещё в добровольном провинциальном заточении, жаждет услышать от заезжего московского гостя свежие политические новости и оценки, а потому своё слово начал в некотором роде эпически, просветительно: