Немой набат. 2018-2020

– Признаться, никогда не бывал в Красногорске, а областная столица недурна. Понаехи в глаза не бросаются, как в иных местах. – Он не использовал слова «мигранты» или «гастарбайтеры», на жаргоне светской тусовки, столичного полусвета их называли «понаехи». – Наверное, из Москвы у вас нередко хантят сотрудников.

– Да, Аркадий Михайлович, переманивают и нередко, тут вы в десятку попали. – Суховей легко перешёл на канцелярит. – Некоторых хэдхантеров в лицо знаем. Мелькнул – жди утечки персонала. За планктоном охотятся усердно, особенно за теми, кто связан с программным обеспечением.

– Я этих хэдхантеров считаю разложенцами. Стимулируют амбиции, а на деле… Мне, Валентин Николаевич, именно с такой публикой пришлось столкнуться. – Он в очередной раз поправил галстук.

– В какой сфере?

– Чтобы прояснить ситуацию, необходимо коснуться случайностей, увы, нередко дирижирующих нашей жизнью, – красиво перешёл к делу Подлевский.

Суховей понял, положил перед собой лист бумаги, гарантируя максимум внимания.

– Да-да, Валентин Николаевич, всё началось с дурацких домашних затруднений. Я семьёй не обременён, живу по-холостяцки, и на майские праздники дёрнула меня нечистая заняться приборкой антресолей, где пылятся отцовские бумаги. И что же я обнаружил среди них? Оказывается, папаша мой, царство ему небесное, в середине девяностых затеял покупку трёхкомнатной квартиры в центре и отдал задаток, на что имеется расписка некоего Сергея Викторовича Богодухова. Но глубока житейская колея! Богодухов скоропостижно помер, батюшка мой слёг и вскоре тоже скончался. А четверть века спустя я натыкаюсь на расписку, после чего узнаю, что в квартире бывшего владельца безбедно проживают его наследники, простите, фуфлыжничают за чужой счёт по принципу «Кому должен, всем прощаю».

Суховей практически не отрывал взгляда от лица рассказчика, но периодически делал пометки на бумаге.

– Представляете моё положение? Обескураж! От этих житейских попечений моль в голове завелась! – пафосно воскликнул Аркадий.

– Ещё как представляю, дорогой мой! – откликнулся Валентин. – Пожалуй, спустя четверть века и в суд не обратишься.

– Да в том-то и дело! Вдобавок расписка фиксирует лишь наличие долга, без адреса квартиры. Кроме того, стоимость жилья с тех пор заметно возросла, и я веду речь только об одной комнате.

– А миром не вытанцовывается?

– Куда там! Извините за жаргон, меня на катере да к такой-то матери! Попытался привлечь адвокатов, но попались как раз те скоблёные рыла, с кого мы разговор начинали. Опущенцы! И плюнуть нельзя: вход – по рублю, а выход-то – за червонец! До одури замучили, но вывод один: стерильно, по закону проблема не решается, знаете, как у нас дела стряпаются. Еле-еле от этих супостатов отбился.

– Да-а, – сочувственно покачал головой Суховей. – Вопрос не мой, однако я дал слово вам помочь. Подскажите, Аркадий Михайлович, – чем? Чего вы от меня ждёте? – В своей шутливой манере, но явно с подтекстом сказал: – Что под жернов насыпят, то он и перемелет. Впрочем, в современном мире эта старая формула звучит иначе: каким софтом железо загрузят, в таком ключе программа и результат выдаст. – И тоже подчеркнул свою близость к Винтропу: – Как говорит наш с вами общий друг, кстати, великий реалист, у него на родине любят держаться такого принципа: надеяться на лучшее, готовиться к худшему и соглашаться на среднее.

Кстати, я его для себя как бы окрестил словом «SOS».

– SOS? Сигналом тревоги? – удивился Подлевский.

– Не-ет, Аркадий Михалыч. В нашей среде это слово расшифровывают иначе, по смыслу букв. В переводе на русский это значит «медленнее, старше, умнее».

– Надо взять на заметку, – улыбнулся Подлевский, а сам напряжённо думал, как вести себя с этим опытным человеком.

Именно вопрос, что просить у Суховея, был для него самым трудным, уже несколько недель он ломал над ним голову. Сопоставляя новую политическую ситуацию в стране с той мерой вседозволенности, какая допустима теперь лично для него, Аркадий всё более утверждался во мнении, что формат наступающей эпохи, неконцептуальной, чреватой идейным тупиком, позволяет действовать дерзко. Как в девяностые, вновь замелькал впереди призрак солженицынского «разграба», засветила заветная жизнь во весь размах рук. Богодуховы перестали для него быть Верой и Катериной Сергевной, превратившись в безымянных наследников умершего владельца квартиры, должника его отца. Он уже не задумывался о происхождении долга – какое это имеет значение? Долг был! И пусть теперь он тянет только на стоимость одной комнаты, это неважно. Но комната по праву должна принадлежать ему, за неё уплачено четверть века назад. А дальнейшее – дело техники. Не зря говорят, что стыд уходит вместе со снимаемой одеждой, а совесть испаряется с вожделениями стяжательства. В конце концов, незыблемый принцип Парето гласит: богатство всегда находится в руках немногих.