Немцы

— Это можно только приветствовать. Но, видите ли, Юлий Иванович, у нас выделен специальный персонал, который обязан следить за чистотой, а все остальные имеют безусловное право на отдых в воскресенье. За беспорядок взыскивайте строже с дежурных по роте. А сейчас советую вам освободить ваших людей и дать им возможность отдохнуть. К тому же сегодня довольно холодно, люди могут простудиться. Двери у вас настежь, а ведь мы экономим дрова.

— Слушаюсь! — козырнул Вольф и, повернувшись на каблуках, зашагал в свою роту.

«Вот еще тип на мою голову, — недовольно подумал Лаптев. — Это, конечно, хорошо, что он инициативен, да уж что-то слишком».

В пятнадцати километрах от Нижне-Чисовского прииска на одном из притоков Чиса речке Талинке шло строительство новой паровой драги. Татьяна Герасимовна снова принялась теребить Лаптева:

— Дай немцев-то, Петя, чего скупишься? Послать бы на Талинку человек семьдесят месяца бы на три, к лету бы драгу и запустили.

— А где ты их там поселишь? — недовольно спросил Лаптев, которого неугомонность жены подчас сильно утомляла.

— Там на Талинке село большущее. Можно по избам разместить, церковь деревянная пустует, а то дражников по избам расселим, а немцев — в их барак.

Лаптев долго колебался. Послать людей среди зимы так далеко от лагеря казалось ему небезопасным. Но жена не унималась и в ближайший выходной повезла его самого на Талинку. Барак, который дражники соглашались уступить немцам, Лаптеву понравился — был он теплый и крепкий, и Лаптев наконец согласился.

— Ехать придется вам, Юлий Иванович, — сказал он на следующий день Вольфу. — Я решил послать на талинский участок первую роту как наиболее работоспособную и дисциплинированную. Отберите человек семьдесят крепких людей, остальные останутся в лагере под присмотром командира второй роты. Только попрошу вас ежедневно связываться со мной по телефону. Проверьте, все ли люди достаточно тепло одеты, обеспечьте перевозку продуктов.

— Когда я должен выехать? — с готовностью спросил Вольф.

— Да я думаю, завтра.

Немцы переполошились.

— Этот Вольф нас наизнанку вывернет, — опасливо косясь на дверь, шептал Чундерлинк.

Морозным и темным январским утром Вольф вывел свою роту из лагеря и приказал всем сложить вещи на подводу.

— Неужели нас погонят пешком? — недоумевали испуганные немцы. Ведь хауптман обещал, что повезут на машине…

— Не разговаривать! — оборвал Вольф. — Машина на ремонте. Сами замерзнете, если не пойдете пешком.

Колонна уныло тронулась. Немцы долго оглядывались на лагерь и тяжело вздыхали. К вечеру следующего дня Лаптев уже получил телефонограмму: «Все в порядке. Приступили к валке леса. Дневное задание выполнили все. Больных нет. Вольф».

«А он, однако, молодец, — подумал Лаптев. — Сухой человек, но дельный». Каждый вечер ровно в девять часов Вольф звонил в лагерь, и сводки его были лаконичными и четкими.

— Неужели уж все у него идет так гладко? — не уставал удивляться Лаптев, отлично теперь понимавший, как трудно руководить людьми, и в начале февраля все-таки отправился на Талинку.

Валил сырой, густой снег. Лаптев сильно продрог, несмотря на навязанный ему тещей тулуп. На Талинку он приехал уже в сумерках. Темный остов строящейся драги чернел на льду. Вдали тускло светили огоньки в окнах поселка.

Пересекая дорогу, протянулась колонна людей, в которых, приглядевшись, Лаптев с трудом узнал немцев из первой роты.

— Здравствуйте! — крикнул он, останавливая лошадь. — Что так поздно идете домой?

— Это штрафники, товарищ комбат, — выйдя вперед, сообщил вахтер с винтовкой за плечами. — По приказанию командира роты работают до восьми вечера.

Лаптев недоуменно вглядывался в лица людей, плотным кольцом обступивших его сани. Их было человек тридцать. Они жались от холода, кутаясь в порванную, грязную одежду. Лаптев вздрогнул: среди штрафников он увидел Вебера.

— Что случилось, Вебер? — с тревогой спросил он старосту.

Вебер молчал. По темной щеке сползла слеза. Он вытер ее рваной, обмерзшей рукавицей.

— Садитесь, Вебер, — Лаптев подвинулся, освободив для немца место в санях.

Сани тронулись. Лаптев прикрыл полой своего теплого тулупа дрожащего, взволнованного Вебера.

— Ну, говори, не бойся!

Через четверть часа Лаптев вошел в темный, мрачный барак, где было холодно и неуютно, как в тюрьме. На наспех сколоченных нарах лежали жидкие соломенные матрацы. Под потолком тускло горела слабая электрическая лампочка, а в печке, чуть потрескивая, тлели сырые дрова. Сидя на нарах в верхней одежде, изрядно порванной и грязной, немцы хлебали жидкий остывший суп, который дежурный черпал из закопченного ведра и разливал по мискам. Хлеба в руках у немцев Лаптев не заметил. По тому, как цепко держали немцы свои миски, как дрожали их грязные, худые руки, как жадно глотали они неприятное на вид варево, Лаптев понял, что все, рассказанное ему по дороге Вебером, — правда. Он прошел вперед, снял тяжелый тулуп и бросил его на нары.

— Здравствуйте, ребята! — весело крикнул он, стараясь сразу же приободрить немцев.