Узнав, что Кандида опаздывает на уроки, Мария стала делать крюк по дороге на работу и отводить ее в школу, но после обеда редко удавалось забрать дочь из группы продленного дня. И тогда она искала девочку, проделывая тот путь, каким должна была идти Кандида. Кандида радовалась, когда мать ее находила, и с охотой шла домой.
В тетрадях Кандиды Мария видела, что учительница не справляется с ребенком: мало букв, множество каракулей, а внизу красными чернилами требование быть внимательнее, писать аккуратнее, следить за собой.
Воспитательница группы продленного дня регулярно снабжала домашние задания замечаниями о том, что Кандида не хочет их выполнять.
Мария испробовала кнут и пряник, пытаясь повторить с дочерью плохо выполненные домашние задания. Выпятив нижнюю губу, Кандида мрачно сидела над тетрадкой, пока слезы не начинали капать из глаз и не превращали домашнее задание в нечто совершенно негодное.
Кандиду удивляла резкость, с какой взрослые спорили. Речь шла о ней. Уже не первый день. Она не могла понять, что происходило. Кандиде казалось, что она ничего плохого не сделала, ведь ее никто не ругал. Взрослые только жаловались друг другу.
Доктор велел объяснить, что нарисовано на картинке. А там дети катались на карусели. Замечательно! И Кандида увлеклась картинкой.
— Послушайте, — сказала фрау Петерс, — я ведь не могу давать ей частные уроки, девочка должна привыкать к классным занятиям. У меня тридцать пять учеников.
— А если один из них оказывается трудным, то сразу капитулируете? — Мария рассердилась.
— Кандида пока не созрела для школы, — спокойно сказала фрау Петерс.
— Это
— Ничего страшного, — оборонялся он. — Физически девочка вполне развита для школы.
— Что же мне теперь делать? — Голос Марии зазвенел, будто стекло от удара.
— Возьмите ее оттуда, — посоветовал доктор. — На следующий год ей будет легче.
— А куда теперь?
— Лучше всего, если вы сами позаботитесь о дочери.
Мария зло рассмеялась. А потом закричала:
— И еще считают, что у нас все в порядке с воспитанием! — Она взяла Кандиду за руку и ушла из комнаты, сильно хлопнув дверью.
По улице Мария шла молча и очень быстро. Кандида едва поспевала за ней и взяла мать за рукав. Мария взглянула на дочь так, что девочка испугалась, съежилась, будто от холода. Тогда взгляд матери немного смягчился.
— Ты ни в чем не виновата, — сказала она.
Мария объясняла дочери:
— Здесь я работаю. Это студия. Видишь, вон там кинокамера, ею снимают те самые картинки, из которых потом делают фильм.
С темной высоты вниз свисали куски черного бархата. Сверкая, в помещении неподвижно парил спутник.
— Пеликан, я тебя ищу, — позвала мать мужчину, который лежал на спине и смотрел в кинокамеру.
Он выбрался из-под камеры.
— Ну вот, — сказала Мария, — дела хуже некуда. — Погладив Кандиду по голове, тихонько подтолкнула вперед. — Поздоровайся!
Они с любопытством посмотрели друг на друга.
— Велели забрать ее из школы. Места в детсаду у меня нет, да я и не смогу его получить, а в детдом Кандиду больше не отдам.
— Свет готов! — крикнул кто-то.
Пеликан снова улегся под камерой. Что-то жужжало, мерцала красная лампа, а мать рукой прикрывала Кандиде рот. Под спутником теперь стоял человек с указкой и о чем-то рассказывал. Потом свет погас. То же самое потом повторили еще три раза, Кандиде надоело, и она нетерпеливо дергала мать за рукав.
Снова подошел Пеликан, все трое направились к двери, и он предложил матери сигарету. Кандида наблюдала, как оба курили.
— Не вешай нос, Кандида, — ободрил Пеликан. — Что-нибудь придумаем.
Он мягко и певуче произносил ее имя.
— Ты славная маленькая девочка, Кандида. Жаль, что мир еще не таков, каким должен быть для тебя.
— Я должна жить с дочерью. Должна. Она имеет на это право, — твердила Мария. — Уж я как-нибудь перебьюсь год, дай мне отпуск.
— Свободы у тебя через год нисколько не прибавится, — возразил Пеликан. — Не думай, что станет легче.
— Спасибо, Пеликан, я подумаю, время ведь есть.
Ночью Кандида оставалась одна в доме таможенника. Вечером мать укладывала ее в постель и шла через дорогу на ночное дежурство в детский дом. Сначала Кандида просилась ночевать к матери, но Мария показала дочери ее бывшую постель, занятую теперь другим ребенком, а свободных кроватей больше не было.
Кандида знала, в чем заключалась работа матери. Ночью двери спален были открыты, и, если кто-нибудь из детей кричал или плакал, дежурная подходила с карманным фонариком и спрашивала, что случилось. Ночью мать чистила детям туфли и пришивала оторванные пуговицы. В ее комнате тихо играло радио, мягкий свет красиво падал на красную кушетку, где лежал клетчатый плед, в который она куталась, если к утру становилось прохладно.
Со своей постели Кандида могла видеть свет в комнате дежурной. Он горел всю ночь.