Пауль тоже пожал ему руку, а затем предложил выйти на улицу, чтобы не мешать в мастерской. Жена сапожника, которая видимо чего-то опасалась, с мрачным выражением лица наблюдала, как они идут.
– Ты не мог держать язык за зубами, – прошипела она на мужа. Но тот безмолвно стучал молотком по башмаку.
Весеннее солнце только проступало между домами, оно было еще слишком низко, но стайка серых воробьев с громким криком взлетела и расселась по крышам и стенам.
– Я полагаю, вы пришли по поручению… госпожи фон Хагеман, – начал Себастьян, казавшийся теперь бледным и взволнованным. – Я знаю, что у нее в долгу.
– Вовсе нет, – перебил Пауль. – Поскольку вы не ответили на ее письмо, моя сестра просила передать вам, что не имеет ничего общего с этим визитом.
– Ее письмо? – спросил он, сбитый с толку. – Элизабет написала мне письмо?
– Вы не получили его? – посмотрела на него Мари. – Это необъяснимо. Наша почта все-таки надежная… – Себастьян молчал, но теперь казался еще бледнее. Его губы были почти синими и дрожали. Паулю его было искренне жаль. Попасть в лапы такой невестки было не шуткой. – Мы хотели сообщить вам всего две вещи, – продолжала Мари. – Потому что считаем, что вы должны это знать. После этого мы вернемся в Аугсбург и больше вас не будем беспокоить.
Пауль был другого мнения и хотел бы высказать Себастьяну все, что думает, но поскольку бедняге сейчас было очень плохо, он согласился. Им пришлось уступить дорогу двум громко болтающим женщинам, которые тащили тележку, полную мешков с мукой, и заняли почти всю ширину переулка.
Мари подошла ближе к Себастьяну, она говорила тихо, но очень четко:
– Во-первых, моя золовка уже несколько недель в разводе с господином фон Хагеманом. Сейчас она живет в Аугсбурге на вилле. – Если Себастьян был удивлен этой новостью, он не показал виду. Напротив, он казался совершенно бесстрастным, только глаза за линзами очков смотрели на нее очень внимательно. – Во-вторых, в феврале Элизабет родила здорового мальчика, отцом которого, как она мне сказала, точно не является ее бывший муж Клаус фон Хагеман.
Теперь самообладание покинуло его. Он отступил на несколько шагов, судорожно хватая ртом воздух, и уперся в стену сапожной мастерской.
– Ребенок… У нее есть ребенок!
Пауль дружелюбно положил руку ему на плечо.
– Такие новости могут сбить человека с толку, правда? Не торопитесь и примите решение спокойно. В конце концов, речь идет также и о… о вашем сыне.
– Клянусь вам, – заикаясь от волнения, произнес Себастьян. – Я понятия не имел. О боже – что Элизабет должна обо мне думать? Как я могу снова посмотреть ей в глаза?
– Если вы действительно преданны Элизабет, господин Винклер, – мягко произнесла Мари, – если вы ее любите, тогда вы будете знать, что делать.
Они попрощались и оставили его в полном смятении у дверей сапожной мастерской.
– Интересно, правильно ли я поступил? – задумался Пауль, когда они направлялись в сторону вокзала.
– Думаю, что да, – ответила Мари. – Он убежал ночью, поддавшись порыву чувств, теперь ему предстоит решить, как принять случившееся. И я думаю, он примет правильное решение.
Пауль улыбнулся, глядя на нее сбоку. Женская интуиция? Или точное наблюдение? Он был того же мнения и радовался, что они совпали.
– Ты действительно хочешь заказать сандалии?
Мари захихикала и пожала плечами.
– Может быть. Почему бы и нет? Если они пришлют мне приемлемый образец?
Она была умной деловой женщиной, использовала любую возможность для разработки и предложения новых идей. Его отец, должно быть, в какой-то момент понял это, к концу своей жизни папа высоко ценил Мари.
Они взяли напрокат автомобиль и поехали на вокзал. Там, в гостинице, раньше положенного времени пообедали за разговорами о Себастьяне Винклере. Даже позже, уже в поезде, они обсуждали, как помочь этим двоим.
– Я уверена, что Лиза все еще любит его, – заметила Мари. – И он тоже отнюдь не равнодушен к ней.
Она наконец-то сняла шляпку и приводила в порядок короткие волосы маленькой карманной расческой. Он наблюдал за женой, и у него было чувство, что никогда с ней не разлучался.
– Мы должны быть очень дипломатичными, Пауль. У Себастьяна обостренное чувство собственного достоинства. Ему будет нелегко принять твое предложение.
За обедом они договорились предложить ему должность бухгалтера на ткацкой фабрике. Он глубоко вздохнул и сказал, что это уже слишком – требовать, чтобы он еще и тактично предложил ему должность.
– Другие выстраиваются в очередь за такой возможностью.
– Ты прав, Пауль. Но это было бы замечательным решением для молодой семьи. Ты не думаешь?
– Да, Мари. Мы должны попробовать.
Ему показалось, что в то утро на деревьях в пойме реки распустились почки. Но это могло быть и обманом зрения. В маленьком купе было светло и тепло. К счастью, они были одни, и, разговаривая друг с другом о будущем Лизы, Пауль чувствовал себя снова дома. С Мари. Она была его второй половиной. Когда она была с ним, мир казался ярким, все было возможно, ничто не могло им угрожать.