Кира пытается выкрутиться, но я буквально крошу ее взглядом. Она на секунду замирает, а потом снова рвет локоть из моей хватки. Никакого инстинкта самосохранения, раз не понимает, что я сейчас в таком состоянии, что вырываться она сможет только, если оставит мне всю руку целиком.
— У нас с Кирой Викторовной деловой разговор, — говорю сухо и очкарик удивленно моргает. — Ты ее потом трахнешь, если уже заплатил.
— Я тебя ненавижу, — шипит Кира сзади. — Ты просто больной ублюдок.
— А ты не ужинала, — отвечаю я, потому что, клянусь, только что слышал, как у нее урчит живот. — Что я сказал о голодных обмороках и скандалах, ну, Кира?
Она цепенеет, и я пользуюсь ситуацией, чтобы силой дотащить ее до машины и бросить на заднее сиденье.
Все. Мой цивилизованный мозг убит окончательно. Работают только инстинкты.
Короткий кивок водителю и тот успевает заблокировать дверь, прежде, чем Кира успевает сообразить, что прозевала свой шанс сбежать. Я обхожу машину, запрыгиваю назад — и она врезается в меня градом жалящий кулаков. Лупит, куда придется: по плечам, груди, по рукам, пока я, наконец, не фиксирую ее запястья в воздухе. Но и теперь она не сдается: пытается достать меня, укусить.
— Если ты сейчас не успокоишься, я выйду и разобью твоему очкарику лицо, — предупреждаю я. И ловлю себя на том, что жду ее «да». С огромной радостью затолкаю сраный букет ему в задницу. — Хочешь проверить, кто тут Гарри Поттер, а кто — Волан де Морт? Давай, грязнуля, поднимай ставки.
Она молчит, но больше не дергается.
— Куда ты меня везешь? — спрашивает без тени паники. Спокойно, холодно. Ноль эмоций.
— Ужинать, блядь, — рычу я, и отворачиваюсь к окну.
Главное, не сожрать ее по дороге.
Кира достает телефон и начинает что-то энергично вбивать туда что-то, что я невольно пытаюсь угадать, чем таким важным она занята в этот момент.
— Пишешь заявление о похищении? — ерничаю я. Злость все еще клокочет внутри и это самое безобидное, что я могу придумать. Молчание давит на барабанные перепонки.
Был бы дома — врубил на всю катушку что-то потяжелее, чтобы кровь превратилась в напалм, но сейчас тут только Кира, и если она срочно нее перестанет убивать остатки моего несчастного терпения своим носом в телефоне, я точно кого-то придушу. — Прекрати это делать! — рявкаю я.
Кира и ухом не ведет, продолжает что-то набирать. Я вздыхаю, но звук такой, вроде где-то у меня в глотке завелась газонокосилка. Мысленно считаю до трех — и просто выхватываю у Киры телефон. Она ловит ладонями пустоту, смотрит на меня с прожигающей ненавистью, но не просит ничего вернуть. Я бы не полным ублюдком, если бы не посмотрел, что такое она там строчит. Оказалось, сообщение кому-то по имени Вера: в подобранностях описывает, в котором часу я затолкал ее в машину и увез в неизвестном направлении.
— Ты, блядь, правда думаешь, что я собираюсь тебя закопать в лесополосе?
— Не удивилась бы, — отвечает она совершенно серьезно. Волнение выдают только губы, которая она поочередно всасывает в рот и яростно обкусывает.
Нет ничего сексуального в покусанных, покрытых мелкими кровавыми ранками губах, но я смотрю на них, словно на чертов маятник для гипноза — и хочу, хочу… Хочу протолкнуть между этими погаными губами язык, почувствовать, как у нее сведет челюсти от желания укусить, облизать изнутри ее рот, почувствовать, какая она на вкус.
Для начала — здесь.
— Ты смотришь много всякой глупой херни, Кира, — говорю я, пряча ее телефон в карман пальто. — И поэтому в твоей голове столько мусора.
Она с минуту смотрит на меня своими погаными криптонитовыми глазами и вдруг выдает:
— Ты не Волан де Морт.
— Что? — не сразу доходит до меня. Точно, я же сам только что пообещал вздрючить ее очкарика-Поттера.
— Ты — Малфой. — говорит Кира, явно довольна собой. — Обиженный злой мальчишка, который не стал лучшим только потому, что мамочка и папочка ему пообещали, то он будет самым важным. И поэтому ты злишься: от бессилия и от того, что никто тебя не любит.
— В жизни Гермиона дала бы Малфою, потому что он хотя бы не прикидывался добрячком, — огрызаюсь я. Что за детский сад? Мы это серьезно сейчас?
— Я не Гермиона, — фыркает она.
— Конечно, ты не Гермиона, ты — Полумна. Тощая, бледная, больная на всю голову. — И непроизвольно добавляю, уже просто по инерции: — Самая нормальная среди «хорошистов».
— Кто-то фанат Гарри Поттера? — На этот раз Кира втягивает обе губы в рот, потому что очень хочет сдержать улыбку.
Мы пересматриваемся, прекрасно понимая, что обозначают те мои последние слова.
Отставив в сторону книжный героев, я фактически только что признался, что она кажется мне нормальной. И Киру этот триумф точно веселит. Она пытается не показать улыбку, пытается проглотить смех — ее горло энергично работает, но ничего не получается.
Ну же, грязнуля, давай, хотя бы одну улыбку для меня.