Я непроизвольно повышаю голос, потому что в голове не укладывается, что все это время меня использовали, как приманку, чтобы заманить добычу в клетку.
— Не «мы», а только я, — поправляет Габриэль с мрачной жесткостью. — И его напарник мог либо точно так же меня ненавидеть, либо Раф просто соблазнил его внушительной суммой.
— Рафаэль действительно мог так поступить?
Эл бросает в мою сторону напряженный взгляд, и я чувствую, что он что-то недоговаривает, но понятия не имею, как спросить о том, чего не знаю.
И, словно по заказу, в наш разговор вторгается звонок его телефона.
На экране только одно имя: «Мать».
Не знаю почему, но именно этот звонок, как натянутая струна, рвется в моей голове на самой высокой тревожной ноте. Нет ничего странного в том, то мать звонит своему сыну в десятом часу утра посреди рабочей недели. Нет ничего странного в том, что Эл выходит, чтобы поговорить с ней и я слышу, что он нарочно приглушает голос, скрывая от меня их разговор. Почему? Я могу только догадываться, и ждать, когда Габриэль расскажет сам. Между нами пока еще все так зыбко и хрупко, что даже по свежему люду в оттепель идти безопаснее, чем пробовать форсировать наши отношения. Вряд ли будет так уж уместно приставать к Элу с вопросами, о чем они говорили и почему этого нельзя было сделать при мне.
И вдруг оживает мой собственный телефон. От вибрации медленно ползет к краю стола, но мне страшно даже притрагиваться к нему, потому что голос внутри зловеще шепчет: может быть, это еще один звонок из прошлого? Может быть, это еще одна правда о человеке, которому я только что призналась в любви? Может, черт все подери, это та самая бомба, которая разрушит… все?
Но звонки продолжаются, и я хватаю трубку, стараясь не смотреть на имя звонящего.
Просто фокусируюсь на зеленом кружке «Ответить» и смахиваю его вверх.
— До тебя не дозвониться, — слышу на том конце связи немного обиженный голос Веры, и с облегчением, почти смеясь, выдыхаю.
— Прости, много работы.
— У тебя вообще есть время на подруг? — продолжает ворчать она, но я слышу в голосе веселые нотки. Это же Вера, мы со школьной скамьи вместе, так что обиды между нами тают быстрее, чем девичьи слезы после первого любовного разочарования. — Я понимаю, что ты теперь без пяти минут телеведущая, и с нами, простыми учительницами, в один трамвай не сядешь, но…
Мы, не сговариваясь, посмеиваемся, и я бросаю косой взгляд в коридор, где Эл до сих пор разговаривает с матерью.
— Хорошо, что ты позвонила, — искренне говорю подруге. По крайней мере, теперь мне есть с кем поговорить и забить время ожидания.
— Хотела узнать из первоисточника: Кира, про вас с Габриэлем Крюгером — правда?
Она говорит шепотом, как будто эту тайну знаем только мы, и о ней не трубят все новостные ленты уже который день подряд. Кажется, на каком-то популярном интернет-портале даже создали опрос о том, как долго протянут наши с Габриэлем отношения. Я нарочно даже не стала смотреть статистику, но сомневаюсь, что диванные всезнайки дали нам много шансов.
— Тебе нужно меньше верить сплетням и смотреть телевизор, — пытаясь изображать строгую мамочку, говорю я.
— Шутишь? У меня в инстаграмме какая-то ненормальная каждая третья фотка — ваша.
— Ты подписана на новости даже в инстаграмме?
Вера фыркает и я слышу на заднем фоне выразительный звонок на урок.
— Слушай, Кира, мне ора бежать. Давай встретимся вечером? Часиков в пять? Кофе выпьем, поболтаем, а то Юлька тоже как в воду канула. Бессовестные вы обе.
Я не говорю ни «да, ни «нет», но мы договариваемся созвониться примерно в это время и уточнить планы.
Когда кладу трубку, Габриэль уже стоит в дверях и хмурится, как будто разговор был не просто неприятным, а невыносимо тяжелым. И я, кажется, догадываюсь, о чем. Если новости о наших «отношениях» расползлись по всему миру семимильными шагами, то о них узнала и его мать. Сомневаюсь, что она звонила, чтобы выразить ему свою радость или пожелать счастья.
— Мне нужно ехать, Кира, — говорит Габриэль, и заталкивает телефон во внутренний карман пальто. — Я скажу на работе, что тебя не будет пару дней.
— Мне столько не нужно, — пытаюсь сопротивляться я. Не смогу высидеть дома в полной тишине даже до вечера, что уж говорить о нескольких днях. Я просто с ума сойду, пытаясь разгадать, кто и зачем шлет эти записи.
— Кира, ты не будешь мне перечить, — заявляет Эл немного раздраженно, а потом потирает переносицу, и я только сейчас замечаю темные круги у него под глазами. — Я заеду вечером.
— У меня были планы. Хотела встретиться с подругой.
— С какой подругой? — настораживается Габриэль.
Первая мысль — сказать ему, что у меня может быть личная жизнь и не только у него есть дела, которые нужно решать, но он смотрит такими глазами, что, если я и дальше буду упрямствовать, он все равно заставит меня сказать, но по-своему, возможно даже утащив меня в постель, как неандерталец. Или не станет терять время и все случиться прямо здесь.