И я даже готова бросить ему вызов, потому что Эл так сильно нужен мне в этот момент, что хочется просто прижаться к нему и сказать, что со мной можно больше не нянчиться, как с маленькой девочкой, которая разбила коленку. Но у Габриэля снова звонит телефон и это опять дела, потому что он больше не настаивает, только отдает четкие команды:
— Будь на связи, если я звоню. И не отвечай ни на какие письма и телефонные звонки с незнакомых номеров, поняла? Позвони матери, скажи, чтобы звонила только со своего номера. Мои айтишники покопаются в твоем почтовом ящике.
Даже не спрашиваю, нужен ли ему пароль — просто стою в пороге, пока Эл возится в прихожей. И в груди что-то неприятно жмет, невидимая пятерня сдавливает сердце, словно эспандер. Слышу, как щелкает дверной замок, крепко жмурюсь, чтобы не дать себе раскинуть окончательно. И чего я ждала? Что после всего он посчитает нужным хотя бы поцеловать меня на прощание?
— Я, конечно, Чудовище, но не до такой же степени, чтобы так отчаянно не хотеть на меня смотреть.
Горячий шепот обжигает губы, а вслед за ним их клеймит терпкий поцелуй.
— Не возьмешь трубку, когда я позвоню — накажу, — обещает мой Агрессор и я могу только с глупой улыбкой ответить: «Звони в любое время дня и ночи».
Глава сорок вторая: Кира
— Слушай, кажется, твои новые отношения на тебя хорошо влияют, — говорит Вера, выразительно поглядывая на половину большого куска тирамису, который я ем в прикуску с латте.
Все-таки хорошо, что я согласилась на вылазку, хоть до сих пор не понимаю, почему вера выбрала такое дорогое кафе, если у нас есть пара проверенных временем мест, где мы можем съесть точно такой же торт и выпить кофе, и при этом не оставить там половину зарплаты. Но с моей стороны, конечно, не очень корректно сравнивать классический рецепт из проверенного кафе с тем произведением искусства, который нам подали здесь. Вера даже попыталась взять на себя все расходы по чеку, напустив туману, мол, у нее тоже наметились перемены в жизни, и скоро она тоже будет завсегдатаем таких места.
Конечно же, я отказалась.
Эл звонил только раз, примерно пару часов назад, чтобы сказать, что у него поменялись планы и он будет занят до поздней ночи. Спросил, куда именно я иду с подругой, и я назвала совсем другое кофе, потому что до последнего была уверена, что мы с Верой не станем изменять старым традициям. На всякий случай даже отправила сообщение, что планы поменялись, но так его и не отправила. Сама не знаю почему.
— Ну и как он? — громким заговорщицким шепотом спрашивать подруга, когда мы заказываем по еще одной чашке кофе.
— Не хочу это обсуждать. — И правда не хочу, потому что не знаю, о чем тут вообще говорить. Мы с Элом… Мы — просто «мы». Он не предлагал никаких отношений, не становился на одно колено, не клялся вообще ни в чем, но откуда-то в нагих отношениях повелось это «мы» и мне этого достаточно.
Вера прищелкивает языком, говорит что-то о моей неразговорчивости и о том, что между нами раньше никогда не было тайн, но ее обиды тонут в оглушительном грохоте стучащего прямо в виски сердца, потому что в кафе входит парочка. Я бы, наверное, и не обратила на них внимания, если бы девушка не была в таком вызывающем красном платье, и, если бы она не обозначила свой приход громким смехом. Ее спутник стоит позади, но я ловлю знакомые движения, знакомые запястья, безошибочно, наперед угадываю, как он небрежным жестом предложит ей пройти в зал.
Это Габриэль и вряд ли можно сказать, что его рука на талии красотки в красном — просто знак вежливости к деловому партнеру. Мне знакомо ее лицо, но я никак не могу сосредоточиться на воспоминаниях, потому что мысли постоянно соскальзывают к ому, как она поправляет волосы, как будто бы невзначай задевает его бедром, как тянется к нему, чтобы сказать что-то на ухо, хоть музыка играет на комфортной громкости, и мы с верой прекрасно слышим друг друга даже через стол.
— Все в порядке? — Когда я не отвечаю, вера прослеживает мой взгляд и цедит сквозь зубы «вот же козел!»
У меня так дрожат руки, что пока укладываю ложечку на блюдце, успеваю отбить о фарфор чуть ли не полную «Марсельезу». И тут же вспоминаю, где я видела эту девушку — он был с ней на островах, в тот раз, когда Дима возил меня отдыхать. Точнее, с ней была его мать, потому что Эл проводил время с девицей из эскорта. Кажется, она даже какая-то певица: в памяти всплывают клипы, где она щеголяет на морском берегу в трех тряпочках, которые даже на бикини тянут с трудом.
Наверное, именно эту встречу Эл обсуждал с матерью и не хотел, чтобы я слышала. И моя до отвала накормленная ревностью подозрительность тут же нашептывает: поэтому он так интересовался, в каком кафе я буду — прощупывал, чтобы случайно не столкнуться. И выбрал модное дорогое заведение, где я точно не могла бы появиться.
Куда уж мне, девчонке из сырой «хрущевки» с мокрым пятном в ванной, которое, хоть каждый день его замазывай, все равно появляется снова и снова.